читать дальшеНаручники тихо звякнули цепью. Звук эхом отдался в темном помещении, разбился о стены и растворился в воздухе. Всегда такая теплая и мягкая куртка была неизвестно где. От этого непривычного состояния тело покрылось мурашками. Слышны были мягкие шаги из другой комнаты. Изая усмехнулся. Какая ирония. Его глаза завязаны, он в наручниках, тело ломит, в горле пересохло, а за стенкой слышны мягкие шаги ненавистного и желанного человека. От этих мыслей ухмылка Орихары стала более кровожадной, похожей на оскал зверя, которого загнали в угол. — Шизу-чан~ — протянул Орихара. Не послышалось ни звука. Это сильно задело Изаю. И он решил подействовать на нервы Хейваджимы более действенным, и что скрывать, жестоким (с точки зрения Изаи), путем. — Ну же, Шизу-чаан!! Отзовись! О, неужели ты за мной сейчас следишь?! Возбуждает?! — из комнаты послышался звук битого стекла. У Изаи получилось. — Хм, хочешь меня?! Мой маленький волчонок, Шизу-чан, вырос и до этого, да?! — голос Изаи был пропитан ядом. Каждое слово резало не хуже ножа. Шизуо сидел в комнате, на кровати. Как все это странно. Особенно их отношения. Они оба больны. Психи. Безумцы. И оба этим живут. Хейваджима это понимал, очень хорошо понимал. Но, то черное безумие, которое сейчас захватило его, и душит, душит.. Хах, он сейчас не может остановиться. Так всегда было и будет. Эта игра. В нее играют только психи, нормальным тут не место. Кровать скрипнула под тяжестью мужчины. Он поднялся и быстрым шагом направился в коридор, где на полу валялся Изая. Он сидел, прижавшись спиной к стенке. Одна нога была вытянута, а другая согнута в колене, на котором и располагались руки в наручниках. Было темно. Но тусклые лучи луны проникали сквозь окно. Бледная кожа информатора, будто светилась под ними, придавая какую-то таинственность. По сколько куртки не было, Шизуо, впервые, смог осмотреть худое тело Орихары. Из-под тонкой черной майки, виднелись ребра, тонкая талия выглядела совсем хрупкой. Запястья тоже были тонкими, хрупкими, нежными. Тот Изая, которого сейчас видел Шизуо, был ему совсем другим человеком. Он его не знал. — Шизу~ча~ан, — сладко протянул Орихара, будто впервые проговаривал его имя. Хейваджима понял, что попал лишь в тупую иллюзию. Злость и безумие, переплетаясь вместе, хватаясь друг за друга, нахлынули на Шизуо. Грубо схватив информатора за шею, он потянул того на себя. Повернув спиной к себе, вжав его в себя, Шизуо впился в его шею. — Не так быстро, Шизу~чан, — прохрипел Орихара, задыхаясь из-за боли в грудной клетке. — А не ты этого хотел?! — голос был прерывистым, хриплым от возбуждения. Изая снова ухмыльнулся. Краем глаза Шиузо заметил это, сам не понимая, Хейваджима тихо рассмеялся, сильнее прижал к себе Орихару, и поцеловал в плечо.
Он не может его сломать. Он не может позволить, чтобы себя сломали.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Мне без разницы, но ты дебил! Автор: IzushkBazaltovich Бета: Word -- Фэндом: Air Gear Персонажи: Икки/Казу Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Романтика, Юмор, Повседневность Предупреждения: OOC Размер: Мини Статус: Завершён Размещение: Запрещаю. Посвящение: Кибе.)
читать дальшеОсенний ветерок теребил ворот рубашки. Мягкая ткань щекотала нежную шею, и это было очень даже приятно. Икки потянулся. Как он не хотел признавать, но такое очаровательное утро уже было испорченным. Сестры нагло разбудили его, сами куда-то поспешили, оставив дверь его комнаты открытой, тем впустив осенний сквозняк в душную комнату. Икки хотел было разозлиться, но решил не насиловать ни свое горло, ни голову с ушами в придачу. Но, когда он прошел на кухню, и понял, что завтрака ему не оставили, а только пустые и грязные тарелки, его чашечка терпения дала трещину. — Мать вашу! Хотя бы кто-то из вас мне кусок хлеба оставил! – Икки орал во всю мощь своих легких, но даже так, ему никто не ответил, только кофейная чашка грустно звякнула. – М-да…
В школе творился хаос. Точнее, в классе Икки. Один из парней начал рассказывать, как познакомился в чате с девушкой, у которой модельная внешность и большая грудь. Девушку звали Сае. И сегодня вечером у них будет свидание. Поэтому, вся мужская половина класса достала свои телефоны и начала «гулять» по сети. И только один Казу отмахнулся от этой идеи, грустно глядя в окно. Икки решил, что друг все еще не проснулся, а сам, пребывая в пошленьких фантазиях, полез в сайт знакомств. Несколько минут порыскав среди множества ник-неймов, Икки остановился на имени Казухо. — Что ей написать?... Банальное «Привет» или «Как дела?». Черт! Ладно, напишу «Привет» и свое имя… За воодушевленным Икки следил Казу. Микура усмехнулся, а потом вышел из класса. — Эй, Казума, немедленно вернись! Ты что себе позволяешь, — завопил учитель, заметив, как его ученик покинул класс.
Сев на ступеньки, рядом с библиотекой, Казу достал телефон и зашел в чат. Ему сразу же пришло письмо. Как и ожидалось, от Икки. Все шло по плану, а теперь можно отвечать. Переписка шла гладко. Икки пытался флиртовать, но у него это получалось как-то не так. А сам Казу, был уверен, что через несколько фразочек, Икки будет клянчить встречу, с красивой незнакомкой. Микура был удивлен, когда его туповатый друг попросил у него фотографию, как бы в подтверждение, что он «красавица». — Скажи спасибо фотошопу, Икки, — мерзко захихикал Казу, и отправил ему свой женский образ. Этот образ удовлетворил потребности Ицуки, поэтому, парень не раздумывая, хотя, что там, даже не обдумывая, назначил Казухо встречу. На этом их сладкая переписка закончилась. С чувством выполненного долга, Казу решил подняться на крышу. Ведь, вернись сейчас он в класс, Икки, может что-то заподозрить, а так он притворится спящим, скинув утреннюю странность своего поведения на усталость. Все логично, а против логики не попрешь.
Казу чувствовал себя экстрасенсом. Как он и думал, Икки после звонка, сразу же кинулся на крышу, к своему другу, рассказать о своих достижениях. — Казу, Казу, — радостно верещал Ицуки, пытаясь разбудить «спящего» парня. — Что? – недовольно поморщившись вопросил Микура. – Между прочим, я спал. — У меня есть девушка. Точнее, скоро будет. Ее зовут Казухо. Я видел ее фотку, она нереальная милашка. И мы сегодня с ней встретимся. И… Икки что-то там вопил, но Казу не слышал. Его только что назвали милашкой. Нет, конечно, он помнил, что использовал фотошоп, но, как никак, он парень, и даже в женской одежде он не должен терять своей мужественности. — Кстати, Казу, а вы похожи, — задумчиво сказал Икки, садясь рядом с другом. — Кто? — Ты и Казухо. — Я даже не знаю, кто она. — Моя будущая девушка. — Ага. Ясно. Поздравляю, — Микура положил голову на колени Икки, — Не двигайся. Я спать буду. — Дебил, это неудобно! — Я сплю, – монотонно заявил Казу. — Ты ревнуешь? — Че? — Ну, к ней. — У меня сегодня тоже свидание, так что забей, — Казу зевнул. — Что?! У тебя есть девушка, и ты мне ничего не сказал?! — А кто сказал, что это девушка? — … — Блин, или уходи, или не мешай мне спать. Выбирай! Икки промолчал, Казу зачел это за согласие. Через несколько минут Микура уже спал. Икки внимательно следил за ним, что-то в голове щелкнуло, и парень достал телефон. Благо, Икки сохранил фотографию Казухо, так что теперь осталось только проверить. Казухо была похожа на Казу со всех сторон, ну не считая платья и длинных волос, а так же помады на пухлых губах. Все совпадало. Только черты лица Казу были чуть грубее, чем у Казухо. Чтобы совсем не осталось сомнений, Икки проанализировал весь день. Все сходилось, даже последние слова Казу. «А кто сказал, что девушка?». Микура думал обдурить, но ничего не получилось. И последнее, телефон самого Казу. Маленькая проверка и все! Ложь раскрыта. Только вот, как-то Икки самому все это нравилось, поэтому он не хотел разоблачать друга. А может, сам Казу явится в девчачьих шмотках? Да и, Икки до сих пор помнил, как в детстве признал Казу за девочку, притом за принцессу, и спас от забияк мальчишек. А отчетливее всего он помнил, как подошел к Казу и протянул руку, чтоб помочь подняться. Тогда Казу плакал, ничего толком не мог сказать. И Икки, как принц спаситель, решил смягчить ситуацию, сказав: «С этого момента тебя никто больше обижать не будет. Я твой защитник, моя принцесса». Все бы ничего, вот только Казу оказался не принцессой. Он разревелся еще сильнее, начал колотить маленькими ручками Икки, и кричать, что он мальчик. Тогда Икки обнял мальчишку, и прокричал « Мне без разницы! Теперь мы друзья». С этого дня прошло почти тринадцать лет. Но он все хорошо помнил. Только вот друзья превратились во что-то большее… Ладно, что уж там, пусть пока все останется, как есть.
Без пяти шесть, Икки стоял у входа в кинотеатр. Он купил билеты на боевик, и с готовностью ждал своего друга аки будущую девушку. Казухо появилась через несколько секунд, то есть Казу. Он был одет в бежевое платье до колен, и балетки. Длинные волосы волнами опускались на плечи, губы были намазаны блеском, плюс ко всему от него веяло запахом сакуры и жасмина. — Вау, — Икки почувствовал, как его челюсть встретилась с асфальтом. Казухо засмущалась. — А, мы опаздываем на фильм, пошли, — взяв Казухо за руку, Икки еще раз убедился, что это Казу. Но говорить пока не стал, да и зачем портить такой момент? Проведенное время в фильме было бесценным. Икки держал Казу за руку, они пили из одного стаканчика и вместе ели попкорн. После фильма, Икки пригласил Казу в кафе, но он отказался. — Нет, я лучше пойду, уже поздно. Моя мама будет волноваться, — промямлил тоненьким голоском Казу. Икки потянул Казу на себя, обнял, повторяя забытое движение. — Мне без разницы, но ты дебил! — Че? — Вот, спалился, — довольно проговорил Икки. – Казу, мог бы не врать. Не хочешь, чтоб были друзьями, тогда я только за. Чего стоит твое спящее лицо. Да и ты, вроде как, моя первая любовь! — Ты с самого начала знал? – уже нормальным голосом спросил Казу. — Да. На крыше догадался. — Ясно. Повисла тишина. Икки смотрел в глаза Казу, и, наконец, решился поцеловать. Он нерешительно коснулся мягких губ, скользнул языком в маленький ротик, коснулся неба. Казу вздрогнул. — Давай лучше в кафе пойдем, — прошептал Казу. — Ладно. — Но платишь ты? — Че? — Я все деньги на парик, одежду и косметику угробил, — краснея сказал Микура, и, повернувшись, потащил Икки к уличным кафешкам. — Женщины… — Я тебе палец сломаю! — Все, молчу! – улыбнулся Икки, задумывая план о захвате Казу целиком.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Все беды Ску-тяна или ночь с главой Варии Автор: IzushkBazaltovich Бета: Word -- Фэндом: Katekyo Hitman Reborn Персонажи: Занзас/Скуало, мельком Занзас/какой-то мальчик хд Рейтинг: NC-17 Жанры: Слэш (яой), Романтика, PWP Предупреждения: OOC, Нецензурная лексика Размер: Мини Размещение: Спросите. Статус: Завершён.
мой самый первый фанфик по Реборну, очень старыйСкуало, несмотря на свой характер, мог очень быстро привязаться. И так получилось, что он привязался к Занзасу. И решил, что нужно следовать за ним и его гневом. Наверное, тогда, когда он был молодым и в какой-то мере глупым, он не знал, на что себя обрекает. Дело было не только в том, что будущий десятый только и делал, что орал, дрых, жрал и пил, и не в том, что он полная задница, а в том, что в нем еще сказался чей-то домогательский ген. Эту ношу было слишком тяжело носить на своих «хрупких» плечах. Поэтому, чтобы избежать многих проблем, мечник ходил на задания чаще всей остальной Варии. Даже брал те задания, которые для него были «раз плюнуть». «И когда он стал меня так бесить?» — неоднократно задавался этим вопросом Скуало. Хотелось понять, когда человек, которым ты восхищаешься, становится предметом твоего раздражения. Однако мечнику это не светило. Не успел парень зайти в свою душную комнату, как послышался громкий голос Занзаса и звук битого стекла. Эта была последняя капля его безграничного терпения. Скуало наплевал и на свой отдых, и на то, что последствия будут плачевными. — Вооой, ты мне уже надоел! Что на этот раз?! – ворвавшись в спальню Занзаса, Скуало сразу же остановился у порога двери. Ошарашенный и смущенный мечник, решил было покинуть комнату, но через несколько секунд до него дошла творившееся в комнате обстановка. Чтобы убедиться, что все, что он видит это не сон, Скуало еще раз обернулся. В огромной кровати, застеленной черным шелком, где по обе стороны стояли две лампы и два мини-бара с выпивкой, на этой чертовой кровати, которая могла еще и вертеться – лежал кто-то, слишком похожий на него самого и сидел Занзас, широко расставив ноги, одной рукой держа за затылок парня, а другой пытаясь нашарить еще одну бутылку с виски. — Мусор, — грозно, в своей манере выпалил мужчина. Его глаза сверкнули красным пламенем, а губы скривились в похабной, зверской ухмылке. Скуало не знал, что именно сказать. Заорать или проигнорировать данную ситуацию, спокойно выйти из комнаты и пойти взять еще одно мелкое задание. Он не знал, как поступить. Мечник тупо смотрел на парня, который в странной позе лежал между ног босса Варии. Его длинные пепельные волосы доходили до талии, и мягкими волнами опускались на плечи. Лица не было видно. Но была возможность хорошо рассмотреть его со спины. Это и делал Скуало. Парень, как и мечник, был слишком худощавым и высоким. Теперь мужчину поглотило возмущение. Капитан хотел было заорать уже во всю мощь своих легких, отправить Занзаса на три буквы, при этом устроить тут кровопролитие. А в конце заставить босса сделать себе харакири. Но все это он не успел. Парень, который минуту назад лежал, уже стоял у дверей, а через секунду вообще испарился. А Занзас, вместо того, чтобы бояться за свою жизнь, комнату и вообще за барабанные перепонки (свои и всей Варии), все так и лежал. — Мусор, как ты посмел мне помешать? – прорычал босс, доставая из бара бутылку дорогого вина. — Вооой, это я еще и мешал! Да ты, какой-то хренью занимался тут, опять орал на все здание, и еще говоришь, я помешал?! Да, мать твою, это ты со своими капризами всем мешаешь!! – Скуало кипел, как чайник. Лицо его вытянулось и покраснело, а тело била дрожь. Хотелось побить наглого засранца, но что-то ему не давало двинуться с места. Тем не менее, Скуало стоял в боевой стойке, в глазах горели вызов и жажда крови. — Тц, только не говори мне, что ты в жизни не трахался? – Занзас засмеялся. Его хриплый и громкий бас действовал на нервы. Хотелось заткнуть ему рот. – Может научить? Что думаешь, мусор? — Да пошел ты, — Скуало смутился и буркнул что-то непонятное. Пока мужчина думал, как выйти из этой злосчастной комнаты, при этом сохранив свою гордость, рядом уже стоял Занзас. Горячее дыхание обжигало нежную кожу шеи. Глаза затуманились от новых ощущений. У Скуало не осталось сил ни на что. Он не мог ни оттолкнуть босса, ни убежать. Хотя последнее, даже под страхом смерти, он бы не сделал. Занзас никогда не думал о других. Ему было на все наплевать. Для такого человека, как он невозможно было найти что-то ценное, и в этом были уверенны все, даже сам Занзас. Хотя его уверенность дала трещину, притом дважды. Первая трещина была после встречи со Скуало. А вторая после своего поражения Тсунаеши Саваде. Все бы ничего, вторую трещину он мог как-то исправить, так сказать починить, но вот с первой справиться не мог. Совсем не мог. Наоборот, эта трещина росла и росла. Казалось, что потом она, как и его шрамы, покроет все тело. Сначала все это бесило, но со временем, уже начинало возбуждать. Особенно, когда Занзас заметил женственные черты в Скуало. Особенно ему в мужчине начали нравиться его волосы. Длинные, мягкие и шелковистые. Пепельного цвета. С такими волосами мало кого встретишь, если вообще встретишь. А потом он начал сходить с ума по его шее. Тонкой, бледной, нежной, с маленькими и почти невидными шрамами. А потом он уже сходил с ума по всему телу. Да, как и у каждого мужчины, у Скуало не было груди, он не красился, не следил за собой. Был сильным и в меру накаченным. Но он возбуждал. Его хотели. Хотели всего целиком. Поэтому и Занзас заказывал себе проституток. Сначала были девушки. Плоскогрудые, не ахти, как красивые, но с длинными волосами. Но попадались всегда блондинки. Не было ни одной с пепельными волосами. Это начинало раздражать. Потом уже, Занзас заметил, что у Скуало еще и пухлые и бледные губы. Теперь ему хотелось не только терзать его шею поцелуями, но и губы. Уже тогда он перешел на мальчиков по вызову. Тогда тоже он долгое время не мог найти хоть одного парня, который бы смахивал чем-то на Скуало. Но сегодня, когда наконец он нашел шлюху, похожую на Скуало, когда он уже приступил к своему делу и решился называть парня «Ску», в этот момент ворвался предмет его проблем и все испортил. Решение пришло само собой. Наказать. Страстно, долго и мучительно наказывать. Занзас, перекинув через плечо мечника, довольно, чуть ли не мурлыкая зашагал к своему ложу. Кинув, все еще пребывающего в прострации, мужчину на кровать, Занзас начал раздевать оного. Он был нетерпелив. Желание сорвать всю одежду было настолько велико, что он порвал рубашку. Пуговицы разлетелись по кровати, покатились на пол, а одна даже чуть в глаз не попала. — Вооой, отпусти! – наконец заорал Скуало. Он попытался извернуться, но босс вцепился в него мертвой хваткой. — Лежать, мусор. Это приказ! Попытавшийся опять заорать Скуало смутился, когда почувствовал, как теплая ладонь босса скользнула под его брюки. Он нервно рассмеялся, не веря, что его сейчас лишат и гордости, и невинности. Притом лишат грубым способом, ведь над ним нависал не кто иной, как Занзас. Грубый, неотесанный и дикий мужлан. Занзас облизнул пересохшие губы. Оглядел голодным взглядом Скуало. Он вцепился в его губы. Стал ласкать языком, иногда посасывать нижнюю губу, а иногда покусывать подбородок. Мечник тихо охнул. Его тело становилось горячим. Брюки начинали болезненно сжимать. Он попытался расстегнуть пуговицу и снять ремень, но у него не получилось. Дрожали руки. А тело босса не давало даже на миллиметр сдвинуться. Занзас прижимал его к кровати, боясь, что тот сбежит. Когда мужчина почувствовал, что мечник пытается снять брюки, он чуть подвинулся, приподнялся и сам стянул с него штаны. Было ощущение, что воздух стал плотнее. Занзас приблизился к возбужденному члену Скуало, коснулся языком головки, а потом начал лизать. Скуало брыкался, мычал и стонал. Просил остановиться, дать ему уйти и забыть об этом, но Занзас его не слушал. Последний раз коснувшись языком головки, он сжал в руках ствол и перевернул Скуало на живот. Скользнув рукой между ягодицами, он стал что-то шептать в пустоту. Потом потянул его за волосы и усадил между ног. Он кусал его шею, оставлял засосы и маленькие ранки. Массировал его тугое колечко мышц, пытался проникнуть внутрь, но не получалось. Мечник не расслаблялся. Занзас начал шептать ему успокаивающие слова, незаметно смачивая слюной пальцы. Мужчина даже не понял, когда уже смог проникнуть в него двумя пальцами. — Хочешь? — Х.. хочу... Занзас начал медленно входить. Скуало сжимал его, иногда пытался ускользнуть, цеплялся за простыни и стонал. Громко, надрывисто стонал. Занзас не мог сдерживать себя, он сразу начал двигать. Сначала медленно, а потом темп нарастал. Он входил до основания и выходил, оставляя внутри только головку. Он целовал его спину, оставлял засосы, как бы говоря «он мой». Занзас повернул Скуало к себе лицом, обнял. Мечник царапал ему спину, оставляя после себя кровавые дорожки. Он кусал его за плечо, чтобы не застонать в голос. Шипел, просил остановиться, но сам насаживался, а когда Занзас замедлял свой темп, Скуало просил большего. Когда они кончили, Занзас наконец смог поцеловать своего мечника. Он целовал его жадно и долго. Уже под утро они смогли заснуть. Лениво потянувшись, Занзас выключил свет лампы. Прижав к себе Скуало, он заснул.
Я был лишен тебя с тех самых пор. И теперь лишен навсегда.
Мне уже никогда не узнать, что ты думал, чем жил и дышал. Мне уже никогда не увидеть твоих лучистых глаз и не услышать твоего спокойного голоса. Мне остается только вести свою исповедь в абсолютной тишине.
А ведь прошло столько лет. Бесконечные листы календаря с каждым днем падали в корзину, лучи солнца за окном сменялись хлопьями снега, а память никак не хотела выпускать из себя образ июльского мальчика с изумрудными глазами. Это своеобразная расплата, изысканная месть судьбы, которую я честно заслужил.
Действительно, так и есть. Я всё еще ясно помню тот день, когда сорвал с себя оковы и заключил в них тебя. Я вырвался на свободу и продолжил жить, а ты… а ты оказался обманут и закрыт в вечной клетке с маской на лице.
Много раз я порывался сорваться с места и спасти тебя. Но каждый раз меня останавливала гордость, которую я ненавидел и от которой не мог отказаться даже ради себя. Тварь, неспособная вернуться, найти и забрать – вот мое истинное «я».
Я уверен, что ты не раз проклинал меня, выкуривая очередную сигарету. Да, ты курил. От безысходности, потерянности, замкнутости от внешнего мира – от всего того, что тебе противоположно, но с чем тебе пришлось жить только из-за меня.
«Живи». Я сломал тебя уже этим, пусть и не знал, что твоя жизнь изменится коренным образом. Все, абсолютно все попытки самоубийства, к которым ты явно прибегал, не могли сработать, не могли освободить тебя от ненавистной жизни. Это ещё одна пытка, которой тебя снова, в очередной раз, подверг именно я.
Знаешь, это трагично, когда человек уходит из жизни молодым. Но я радовался. Искренне радовался, что твоя естественная смерть пришла так рано и разрушила условия приказа. Что ты заснул таким, каким я тебя всегда буду помнить. Светлым и обреченным.
- Прости, Сузаку.
***
Пожилые смотрители кладбища каждый год видят одну и ту же тёмную фигуру, подходящую к одинокой безымянной могиле в начале июля. Незнакомец роняет роскошный букет белых лилий на плиту, несколько минут стоит у надгробия и после уходит быстрым шагом. Никому не дано знать, приходит ли он из чувств, или же чтобы просто отдать дань, но все знают, что на следующий год он снова навестит это забытое Богом место.
читать дальше«Я расставляю сеть, Тебя мне не поймать, Я остаюсь терпеть, Себя не понимать…»
Я не знаю, что испытываю к тебе. Может быть, страсть, сжигающую меня изнутри в то время, когда мы занимаемся любовью на тесном диване, когда сминаем своими телами газетные листы, выпавшие из очередного выпуска Times. Может быть, это как раз та возвышенная любовь, а не секс без обязательств? Не знаю. Не знаю и не хочу знать, но мне нравится целовать твои сладкие губы, гладить твои фисташковые пряди волос, касаться пальцами твоей немного грубой кожи… Ты ведь не неженка, Шицу. Из-за столь долгой жизни твое сердце застыло, покрылось тонким слоем льда, и растопить его смогу только я.
«За гранью всех страстей Нет больше новостей, Но ты всегда найдёшь С фантазией людей…»
Скажи, Шицу, сколько мужчин пытались покорить тебя, сколько из них так и сгорело в пламени безответной похоти?.. А скольким из них ты ответила взаимностью? Нет, наверное, никто не остался в выигрыше. Иначе твои медовые глаза не были бы столь спокойны, столь ярки и бесстрастны. Иначе ты бы не отдавалась мне с такой пылкостью, с какой я могу сравнить лишь играющий алыми искрами огонь, жадно глотающий темные, почти дотла сгоревшие угли. Но, несмотря на мои слова и действия, наши отношения всегда будут мертвы. Их не воскресит даже та проклятая власть, которая свела наши души воедино.
«Ты говорила: Трезвой жить неуместно И прожигала жизнь, ища свое место…»
Ты уйдешь, когда я наскучу тебе своими холодными поцелуями и своей безумной грубостью. Ты вечная странница, и всегда, когда новая игрушка тебе надоест, ты сменишь ее на другую, более авантюрную, опасную, лихорадочную. Ты покинешь меня по-английски, оставив только шлейф из приторно-ядовитых цветочных духов в воздухе. Но сейчас ты рядом. Сидишь на моих коленях, обнимаешь за шею, шепчешь бархатным голосом приятные истины. Я люблю тебя по-особому, Шицу. Пусть это не та любовь, которой ты хочешь и которой не хочу я.
«Не обещала, не клялась собой лестно, И для меня ты стала черной невестой…»
Название: "Ревность" Автор: Мело Фандом: Code Geass Персонажи: Шицу/Лелуш, Лелуш/Сузаку Жанры: драма, гет, пре-слэш Рейтинг: G Размер: драббл Дисклеймер: Горо Танигути, CLAMP Статус: Закончен Размещение: Только с разрешения автора.
читать дальшеНаконец, спустя столько времени и столько сражений, я добилась того, чего так страстно желала и к чему так долго стремилась. Лелуш, восхитительный тактик и чертовски красивый юноша, теперь у моих ног даже без применения моего собственного Гиасса. Каждое утро он целует мои губы, гладит мягкие пряди волос и готовит вкусный завтрак на двоих, только на себя и на меня. Его редкая улыбка теперь принадлежит лишь мне, и это делает меня не сколько счастливой, сколько… человечной? Возможно ли Серой ведьме, просуществовавшей на Земле больше нескольких сотен лет, вновь почувствовать вкус жизни? Наверное, он все же позволил мне это.
Но все мои чувства омрачает маленькая деталь, которую Лелуш так тщательно прячет от меня и которую я все равно замечаю. Каждый вечер я незаметно наблюдаю, как он достает из ящика своего стола фотографию в рамке и долго, долго смотрит на человека, изображенного на ней. Касается чужого снимка кончиками своих прохладных пальцев, беззвучно шепчет неясные мне слова, целует стекло и роняет свои прозрачные слезы на собственные ладони… Скучает ли он по своей сестре или сожалеет о судьбе своего рыцаря – мне неизвестно. Любопытство не сжигало меня, мое сердце колыхало совсем другое чувство. Ревность. Пусть он со мной, пусть он спит рядом и дышит в мои губы, он не перестает любить кого-то еще. Кого-то, кто дорог ему больше меня, и это медленно душило мое сознание, без того разрушенное постоянным одиночеством.
И в один момент я не выдержала. Ночью, когда он видел свои черно-белые сны, я вытащила из его кармана заветный ключ от того самого ящика. Едва слышный звук щелкнувшего замка – и рамка в моих руках. Не желая разбудить, я в нетерпении прошла на кухню и при свете тусклой лампы, наконец, посмотрела на такую ценную для Лелуша фотографию.
Чуть взъерошенные волосы кофейного цвета, невинно-детская улыбка и сияющие темно-изумрудные глаза. Сузаку Куруруги, отдавший свое счастье ради свободы Лелуша. Кто бы мог подумать, что такой мальчик, совсем еще дитя, займет в сердце бывшего императора Британии такое почетное место? Почему, за что, как именно мой Лелуш любит его? Мною постепенно, плавно овладевало негодование. Захотелось вынуть, сжечь, развеять по ветру злосчастную фотографию… Треск, и хрупкая рамка разлетелась в осколки. Мои пальцы судорожно мяли ненавистный снимок, остервенело рвали его на мелкие кусочки, а затем их топтали мои ноги в тонких, почти порванных черных чулках…
- Шицу, - в его голосе не было ничего, кроме холода. Такого отвратительного, презрительного, бесчувственного. На миг мне показалось, что я забыла, как дышать, а мои руки, замершие от стыда, беспомощно уронили на скользкий паркет бумажную улыбку его солнечного мальчика.
После этого Лелуш ушел. Не сказал мне ни слова, которое могло бы послужить мне моим личным прощением, не подарил ни взгляда, который я могла бы расценить как хоть какое-то его отношение ко мне. Я запомнила только то, как бережно он собирал обрывки фотографии и как аккуратно складывал их в тонкий файл, намереваясь восстановить портрет своего любимого человека. А я… я вновь ощутила одиночество. Впрочем, заканчивалось ли оно?..
читать дальшеИ молчать и лежать, Изучать потолок, И мечтать, не как все…
Его глаза устремлены в белый, покрытый известью потолок, а ладони, холодные и слегка влажные, мнут уже давно ставший мягким тетрадный лист, вот-вот готовый вконец порваться и выпасть из тонких, аристократичных пальцев. Я смотрю на него, чувствую его тяжёлые, полные грусти мысли, и слышу тиканье настенных часов, безжалостно гонящих время вдогонку за нами. Так быстро, стремительно… Оно рушит за собой все без того шаткие веревочные мосты, не оставляя нам никаких других путей кроме того, который мы оба так опрометчиво выбрали. Но знаешь... Я не перестану мечтать даже тогда, когда настанет тот самый миг, что разорвет незримую, на вид бесконечно прочную нить между нами.
Полчаса, полчаса…
Как же я хотел, чтобы нетерпеливые секунды стали мучительными минутами, а минуты затянутыми часами. Только сейчас, в последние полчаса, я не могу заставить своё сердце поверить, что всё будет закончено, не успев начаться. Что погаснет аметистовый взгляд, безвольно опустятся изящные кисти рук, перестанет теплиться жизнь в бледном, хрупком теле. А на тетрадном листе, который он почти растерзал постоянными сжиманиями, изображена карусель. Такая яркая, праздничная, веселая... И на ней нет меня, нет его, нет нас. Есть лишь дети, которые будут жить в залитом солнцем мире, не зная, кто создал его для них.
Каждый сам, каждый сам, Полчаса по своим адресам…
Через тридцать минут его израненная, но всё ещё живая душа исчезнет в светлом, голубом небе. Я не знаю, куда он попадет, в страстный Ад или в безмятежный Рай, но я уверен, что ему будет хорошо, он уже готов к любому наказанию или благодарности. А я останусь здесь, посреди шумной толпы, посреди безразличных людей, желающих как можно скорее избавиться от любой неприятности, которая коснется их чувств. Несправедливо… Нечестно… Мне осталось быть счастливым всего полчаса. Осталось мечтать всего тысячу восемьсот секунд.
Полчаса без тебя, полчаса, Полчаса он и я, полчаса…
Паника, ликование, плач, крики – всё смешалось в воздухе, превратилось в единый гул, глухими ударами пульсирующий в моей голове. Всего полчаса без тебя, а я уже начал проигрывать своей силе воли, порываясь пронзить себя самого острым клинком, на котором всё ещё остывают маленькие капли твоей алой крови. Жгучие слезы вот-вот польются из моих глаз, а в сердце до сих пор живет она. Мечта, вера, уверенность, что всё это - сон. Что я проснусь, а ты…
Название: "Улыбайся" Автор: Мело Фандом: Code Geass Персонажи: Сузаку/Лелуш Жанры: пре-слэш, драма, ангст Рейтинг: G Размер: драббл Дисклеймер: Горо Танигути, CLAMP Статус: Закончен Размещение: Только с разрешения автора.
читать дальшеФотографии, тетрадные страницы, обрывки листов уже «худого» блокнота… В вещах Лелуша никогда не было такого беспорядка, или же Сузаку просто ожидал увидеть другое – например, аккуратно сложенные стопки тетрадей и толстые фотоальбомы на полке рядом с закрытым на замок пухлым блокнотом. Однако нет, на столе его друга, а, может быть, и не просто друга, царил настоящий хаос.
Наверное, Лелуш убил бы его, узнав, что Сузаку сейчас стоит в его комнате и тонкими смуглыми пальцами перебирает ворох из папок, погнутых скрепок и бесконечных записок на маленьких клочках бумаги. Едва слышный шорох в тишине успокаивал японца, говорил, что в его поступке, совершаемом чисто из любопытства, нет ничего такого, за что ему можно было бы стыдиться. Действительно, он просто смотрит на бесконечные тетради, касается шариковых ручек, мельком читает нацарапанные на полях книг заметки…
«Сузаку…» Он видит свое имя на уголке выпавшего из ящика стола белого листа. Помедлив, дрожащими руками поднимает ставшую важной бумагу и скользит взглядом по словам, которые когда-то такой же дрожащей рукой выводил Лелуш.
«Сузаку… Знаешь, я давно хотел тебе написать, что…» а дальше строка перечеркнута много раз. В нетерпении Куруруги смотрит лист на свет, но он слишком плотен, чтобы мелкие буквы можно было прочитать за ненавистными прямыми линиями. Вздохнув, он читает дальше, опустившись на мягкую кровать.
«Прости, я волнуюсь, а потому не могу сразу написать всё так, как хотел бы. Так вот, если ты сейчас это читаешь, значит, ты в моей комнате, причем, в изрядно запущенной моей комнате, где ты уже перевернул всё вверх дном. И не отнекивайся, я знаю, что это так».
Да, Лелуш знал, что Сузаку любопытный. Знал, что он, спустя несколько дней после тяжелого Реквиема, придет в его комнату, откроет шкаф, вдохнет аромат недавно снятой навсегда школьной формы и обронит несколько слезинок, пока никто не видит.
«Когда ты пришел в Академию, я не мог поверить своему счастью. Казалось, я проснулся после комы – уже не мертвый, но ещё не живой окончательно, однако ты очень помог мне, и за это спасибо тебе, Сузаку.»
Следующие несколько слов размыты, размыты так, словно на них капнула вода, смазав и растянув синие чернила. Внезапная догадка ошеломляет японца, и еще несколько секунд он сидит, как зачарованный, никак не веря расплывшимся буквам. Лелуш… Плакал? Нет, не может быть, слишком холоден снежный принц, слишком бесстрастен… Сузаку берет себя в руки и читает дальше, нервно сглотнув.
«Знаешь, когда я начал это писать, у меня в голове роилось много разных мыслей, но сейчас я даже не знаю, что ещё тебе сказать. Сказать, что ценю тебя, уважаю тебя, иногда ненавижу тебя… Люблю тебя.»
Сузаку часто моргает, внезапно занервничав и запаниковав. Что значит «люблю тебя?» Внезапно он вспоминает, как Лелуш порой брал его за руку, ласково улыбался и говорил, как бы в шутку, что любит его. На сердце накатывает холодная волна, и через минуту Сузаку не чувствует ничего. Ничего, кроме горького разочарования и угнетающей пустоты.
«Наверное, ты потрясен моими словами, верно? Когда я осознал, что чувствую к тебе, я испугался. Любовь не входила в мои планы, она напрочь перечеркнула всю мою жизнь, ведь ее центром стал ты. Ты, Сузаку, поверь мне. Конечно, я не мог открыто сказать тебе об этом, ведь потерять тебя даже как друга я не хотел. Никогда не хотел.»
В сердцах Сузаку сжимает лист и шепчет проклятья. Он проклинает Лелуша, проклинает его мысли, проклинает его нерешительность. Но ещё больше он проклинает себя – как же поздно он одумался, так и не сказав британцу о том, как он хочет посмотреть в его красивые аметистовые глаза и поцеловать его тонкие, манящие губы.
«И потому я сменил тактику. Я перестал видеться с тобой, стал уделять время Ордену… И я забыл тебя. Точнее, сделал вид, что забыл – твоя фотография, её ты можешь найти на верхней полке шкафа, всегда была со мной, и в самые тяжелые моменты я смотрел на неё. Смотрел на тебя.»
Без малейшего колебания Сузаку встает на стол и достает до верхней полки, где, далеко от лап Артура, лежит немного помятая фотография. Он берет её, сдувает успевшую осесть пыль и смотрит на самого себя – солнечного мальчика с изумрудным взглядом. Представив, как Лелуш целовал пиксельные губы, как гладил двумерные непослушные кудри и прижимал к своему сердцу бумажную улыбку, Сузаку захотел взвыть от несправедливости и тоски.
«Может быть, ты уже смял и выкинул это письмо, порвав его на маленькие кусочки и возненавидев меня. А может быть, ты сейчас грызёшь локти и еле держишься, чтобы не заплакать. Я был бы рад, выбери ты второй вариант. Однако уже поздно что-либо менять – я либо сожжен, либо закопан. Третьего не дано».
Сузаку плачет. По его щекам струятся солёные слёзы, он поспешно вытирает их ладонью, чтобы не потерять последние строки, написанные поспешным, ни на что не похожим убористым почерком, и читает, читает последние слова Лелуша, адресованные ему.
«Прошу, не плачь, Сузаку. Улыбнись и пойми, что я был счастлив, когда покидал этот мир, теперь наполненный светом и радостью свободных людей. Сбылась наша с тобой мечта, и мы оба должны заплатить за неё, как бы нам не хотелось. Вот только я уже заплатил, а ты… Ты будешь платить за неё всю жизнь. Но, пожалуйста, Сузаку, не переставай улыбаться. Помни, что я любил, люблю, и буду любить тебя даже в объятиях смерти. Твой Лелуш.»
За окном смеются дети, шумит толпа, кипит жизнь. А в закрытой от посторонних комнате сидит смуглый японец, смотрящий в одну точку и бережно сжимающий в потных ладонях смятый лист бумаги. В его тёмно-зеленых глазах высыхают последние слезы, а на губах постепенно расцветает слабая улыбка, полная нежности и грусти. Спустя десять минут он поднимается, сворачивает лист вчетверо и выходит, оставив опустевшую комнату остывать под лучами уходящего вместе с императором летнего солнца.
Название: "Моя участь" Автор: Мело Фандом: Code Geass Персонажи: Джино/Сузаку, упоминается Лелуш Жанры: ангст, драма, пре-слэш Рейтинг: G Размер: драббл Дисклеймер: Горо Танигути, CLAMP Статус: Закончен Размещение: Только с разрешения автора.
читать дальшеТы приходишь ко мне все чаще, чтобы забыться от тусклого мира, погаснувшего для тебя с момента смерти Лелуша Британского. Раз за разом ты стягиваешь с себя форму Зеро и нагой ложишься передо мной, напоминая собой сломанную чужими руками куклу – игрушку без чувств, без памяти, без души.
А ведь ты безумно красив, Сузаку. Смуглая кожа, стройный стан, изумрудные глаза… Ты создан любить и быть любимым, но никак не хоронить себя заживо, баюкая разбитое в осколки сердце. Как жаль, что ты не видишь жизни перед собой, как жаль, что ты не видишь моих чувств за пеленой своего траура.
А ведь я люблю тебя, Сузаку. Люблю слушать твой голос, наблюдать за твоими действиями, целовать твои мягкие губы. Я по-настоящему хочу сделать тебя счастливым, но ты до сих пор предпочитаешь мне его. Его, надменного, холодного, мрачного принца, пленившего твой разум еще с раннего детства. Чем я хуже его? Конечно. Я слишком радостен, мой сумасшедший оптимизм ты считаешь нездоровым, а мои слова ты находишь несерьезными.
Но почему ты приходишь именно ко мне, когда хочешь впасть в отчаянный, сумбурный омут страсти ради временного беспамятства? Почему ты так стараешься выкинуть из головы воспоминания, плача в постели после каждого поцелуя? И почему ты просишь меня убить тебя, задушить голыми руками, перекрыть доступ кислорода к горлу после каждого акта нашей… любви? Нет, это не любовь. Это всего лишь моя участь – спасать тебя от одиночества, которое почти поглотило твою душу.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Правда не всегда понятна, а порой она скрыта... Автор: IzushkBazaltovich Фэндом: Katekyo Hitman Reborn Персонажи: Бьякуран, Шоичи Рейтинг: G Жанры: Слэш (яой), Драма, Мистика, Философия, POV Размер: Драббл Статус: Завершён Размещение: Спросите. От автора: И эта пара мне нравится. Ну и ну. Хотя все фф и старые, но думаю, что снова начну по ним писать, да. Описание: - Шо-чан, что ты сделаешь, если мне сломают крылья?
Бьякуран— Шо-чан, что ты сделаешь, если мне сломают крылья? — О чем Вы вообще говорите? Пожалуйста, не мешайте мне работать, — Шоичи погружается в свои схемы, расчеты. Ему нравится этот механизм, его действие. Только вот он это не признает. Ему нравится работать тут, рядом со мной, но об этом он не говорит. Ему нравится мое общество, но он старается этого не замечать. — Шо-чан, почему ты не любишь зефир? На этот раз он не отвечает, только качает головой. Я все вижу. Я тебя знаю наизусть. Шо-чан, мой милый, Шо-чан, а ты знаешь меня наизусть? Смешно же. Если тебя спросят, то ты, не задумываясь, ответишь – да. А на самом деле ты ничегошеньки не знаешь. Ни про меня, ни про мои чувства. Ты не знаешь ничего. А вот я, я знаю все-все. Шо-чан, я знаю, что скоро ты меня предашь. Я знаю, что я не вечен. И даже, создав себе крылья и научившись пользоваться силой бога, я остаюсь таким слабым. — Шо-чан, что ты сделаешь, если мне сломают крылья? Ты снова не отвечаешь, я лишь выхожу из кабинета, слегка касаясь плечом тебя. Шо-чан, я пытался тебя удержать, но, ты сам сделал выбор. Ты даже не понимаешь суть моих дел – называя их злом.
Эй, Шо-чан, а ты знал, что у неба есть запах? Если нет, то у неба твой запах, как у тебя запах неба. Поэтому, я, никогда не смогу забыть тебя.
Шо-чан, если мне сломают крылья, собери осколки и смастери мне новые, по твоим, гениальным схемам. Потому что, те крылья, которые делает дорогой человек, никогда не ломаются.
ШоичиИногда, я не понимаю, о чем он говорит. И даже, не понимаю, о чем он думает. Его действия всегда странные, в словах всегда подтекст, а взгляд — лучше бы он не мог видеть. Его глаза видят все насквозь, и будто, знают, о чем думаю я. Я боюсь Бьякурана. То, как он произносит мое имя, выносит меня из себя. А когда он серьезный, то мой живот скручивает спиралью. Но, несмотря на весь мой страх, я чувствую, что он не такой, каким кажется. — Шо-чан, что ты сделаешь, если мне сломают крылья? Я отмахиваюсь, делаю вид, что ничего не слышу, не понимаю. Слышу, как он вздыхает. Он близко, слишком близко. Сидит рядом, следит за каждым моим движением. От него исходит тепло, не понимаю почему, но успокаиваюсь, углубляюсь в работу. Подготавливаю все для него. — Шо-чан, почему ты не любишь зефир? Хороший вопрос. Я его, ведь, и не пробовал. Только вот, кажется, что если я попробую зефир, то у меня появится еще одна зависимость. А я этого не хочу. Тебя уже хватает, с головой, и больше. Опять молчу. Слова ничего не говорят, мои слова бессмысленны. — Шо-чан, что ты сделаешь, если мне сломают крылья? Тот же вопрос, а я все молчу. Чего он хочет? Невесомо касаясь меня, уходит. Обиделся? Боже, живот снова скрутило. Я всхлипнул. Предатель не имеет права на слово. Особенно, не имеет права на возврат. Если бы он знал, что я предатель, оставил бы меня тут? Спрашивал бы о таких вещах?
Надеюсь, что он никогда не сломает свои крылья, потому что я не хочу возвращаться. Я хочу уйти навсегда, оставить свою зависимость.
Бьякуран, сломанные крылья должен чинить дорогой человек, а не предатель.
Возможно, если бы я родился в другом измерении, возможно, если бы у меня было другое восприятие мира, то я бы стоял рядом с тобой до последнего. Но, ты для меня зло, как я для тебя. Поэтому, избегая нашего столкновения, я уйду. Только подожди.
читать дальшеЕго глаза будто отражают всю злость этого мира. Но я, тот, кто всегда рядом с ним, знаю, что это не так. Та злость, которую видят люди и боятся, это все ложь, маскировка. Это чувство, которое отражается в его глазах, настолько неправдивое и лживое, что может вмиг раствориться, как дымка тумана. За злостью скрывается страх. Страх предательства.
Его глаза будто отражают ненависть. Жгучую и горячую ненависть, которая настолько опасна, что может прожечь любого, невзирая ни на что. Но я, тот, кто всегда рядом с ним, знаю, что это не так. За этой ненавистью, которая хрупче хрусталя и фарфора, скрывается обида. Обида на весь мир, что когда-то предал его. На отца, который не оправдал ожиданий.
Но по-настоящему, его глаза отражают безграничную нежность – неловкую и смущающую нежность, которая теплее солнца и огня. Нежность, которую он позволяет лишь со мной, и она правдива и не хрупка. Она не растворится, даже силою всех ветров. И не сломается, даже под божьей силой.
А еще, его глаза смотрят на меня с любовью, тогда в них отражаются маленькие искорки. И он улыбается. Улыбается самой светлой улыбкой на свете, самой любящей и родной. Таких улыбок не бывает, как и таких людей, как он.
И даже, если весь мир будет против него, я все равно склоню перед ним колено, и буду рядом. Ибо я тот, кто всегда был рядом с ним. Тот, кто знает всю правду, что скрывает его взгляд. И так будет всегда.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Оставим до завтра... Автор: IzushkBazaltovich Фэндом: Katekyo Hitman Reborn Персонажи: Ямамото/Гокудера Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Психология, Повседневность, POV, AU Предупреждения: OOC Размер: Драббл Размещение: Спросите. От автора: В принципе, я не реборноман или реборнофаг, но эту пару шипперу, как и парну Занзас/Скуалло. Есть красивые вещи, от которых невозможно отказаься.
читать дальшеЯ не знаю в чем моя проблема, но, когда я его вижу, все внутри скручивается. Он заставляет мой внутренний мир страдать и радоваться одновременно. Постепенно я забываю свою личность, и хочу этого или нет, следую за ним. Всегда с ним, везде с ним. И даже, если он не соглашается, я все равно стою рядом, липну и пытаюсь не сойти с ума.
- Отойди подальше, придурок! – рычит он и закуривает. - Да ладно тебе, - смеюсь я – притворно, натянуто. Но, об этом знаю только я. - Лучше будет, если Десятый вообще про тебя забудет, - мечтательно протягиваешь ты, кидая окурок в урну. Не знаю, что ответить, как среагировать, лишь глупо смеюсь. Постепенно мы отдаляемся от школы, и резкие, неприятные звуки практически не слышны. Медленно ходим по узеньким улочкам, которые хотят задавить мое ничтожество. Я внимательно слежу за тобой, твоими движениями, а ты не замечаешь. Не видишь, думая о чем-то своем, в котором нет места для меня. - Хаято, - слетает с губ – черт, я забылся. - Что ты сказал? – вопросительно смотришь на меня, не подозревая, как маняще выглядят твои губы, глаза, ресницы. - Ничего, - опять смеюсь, будто мне пять лет. - Давай уже, двигайся быстрее, а то домой сегодня не доберешься, - хмуришься. Соглашаюсь, ведь выбора нет. Я не могу остановить тебя, признаться, прижать к себе и поцеловать. Ясно осознаю это, и, при этом, понимаю, что ночью не смогу заснуть, сожалея и ругая себя за нерешительность. Мы проходим рядом с круглосуточным магазином, ты останавливаешься, проверяешь карманы, и, обнаружив, что твои сигареты скоро закончатся, просишь подождать минутку, и вбегаешь в здание. Я жду. Всегда жду. - Хаято, - еще один неосмысленный шепот. Кажется, я не смогу выдержать. Чувства сильнее меня самого. - Купил, - подходишь ко мне, показывая пачку. Ментоловые. Мы доходим до парка. Скоро путь закончится, разойдемся по домам, а утром встретимся в школе, и под вечер опять пройдем такой же путь. Тебе будет легко, а вот мне нет. Тогда, не лучше ли сделать все намного справедливее? - Хаято, - на этот раз я осознаю, чего хочу и что говорю. - Совсем сдурел?! Только Десятый может меня так называть, - злишься ты, продолжая идти. - Хаято, - подбегаю к тебе, притягиваю за ремешок рюкзака. - Че… Целую. По-детски, нелепо, доверчиво прижимаясь к губам. Хочу остановить момент, ведь знаю, такого никогда больше не будет. - Че ты делаешь?! – отталкиваешь меня. Весь растерянный, смущенный и милый. - Хаято… люблю… Я люблю тебя, Гокудера, - наконец решаюсь. Внимательно смотришь на меня. Страх поглощает. Я знаю, что будет, знаю, ты уже готов отругать, отказать. Сделать все, но не ответить согласием. - Ты… - хочешь начать кричать и обзывать меня, но я останавливаю. Снова целую, ведь знаю, потом шанса не будет. Больше никогда шанса не будет, да и путь уже окончен. - Давай все оставим до завтра, - бросаю я и убегаю.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Эй... Автор: IzushkBazaltovich Фэндом: Katekyo Hitman Reborn Персонажи: Мукуро, Чикуса Рейтинг: G Жанры: Слэш (яой), Романтика, Психология, POV Предупреждения: OOC Размер: Драббл Статус: Завершён Размещение: Спросите. От автора: Почему-то мне казалось, что эта пара была в самом начале. Не знаю даже. Но оно мне нравится.
Не открою глаза. Пусть думает, что умер. Меня нет. Не было и не будет. Если нет меня для тебя, то меня совсем нет.
— Эй…
Не поддамся. Я знаю тебя. Забуду. Точно забуду.
— Эй…
Не касайся меня, прошу. Не касайся. Не могу удержать слезы.
— Эй…
Интонация поменялась. Заметил? Понял, что не игра? Правда, понял? Или мне кажется?
— Эй, Чикуса…
Не зови меня. Слезы вода – высохнут. Делай вид, что не заметил. Как делаешь всегда. Всегда, потому, что я не твоя цель. Твоя цель не в этой помойке, она выше и слаще.
— Эй, Чикуса… Знаешь, что я придумал?
Опять играешь.
— Эй, Чикуса, ответь! Оя-оя, с тобой говорит сам Мукуро, а ты?
читать дальшеАвтобус шумно тронулся с места. Пассажиры, впрочем, как и я, качнулись, легко подпрыгнули на твердых и неудобных сидениях. Водитель закряхтел, включил радио, заполняя салон машины неприятными звуками. То, что мы слышали, явно было не музыкой. Мне предстоял долгий путь, до конечной остановки. Впереди два часа, сто двадцать минут растерянного состояния, наполненного пылью, разными запахами и частыми остановками. Я прикрыл глаза, вспоминая, что меня несло туда, на конечную остановку. Что меня тянуло и отталкивало одновременно. Я не мог вспомнить ничего, и пустота в голове пыхтела, как первый паровоз, созданный человеком. Я сидел у окна, практически прижимался к нему, чтобы не касаться пьяного мужчины, сидевшего рядом. Он что-то бормотал и качал головой из стороны в сторону, на него смотрели остальные пассажиры, сжимая губы и осуждая холодным взглядом. Мужчина чихнул, и девушка, которая сидела впереди меня, брезгливо отвернулась в сторону. За окном — городской пейзаж: вышки, вышки, вышки, иногда магазины, большие, длинные и пустые тротуары. Казалось, что все вымерли, и мы были последними выжившими. Первая остановка. Старая дама, шаркая тяжелыми ногами, вышла из автобуса; напоследок посмотрев на пьяницу, она грустно отвернулась, казалось, что что-то вспомнила из своей жизни. Я достал из рюкзака старый, потрепанный, но все еще мягкий альбом. Когда после аварии я вышел из больницы, мама отдала его мне, сказав, что когда-нибудь я пойму, насколько он мне дорог. Я все еще не понимал и не пытался, признаться, я его и не открывал. Кожаный переплет когда-то был темно-коричневого цвета, а сейчас он практически стал бежевым, местами даже белым. Вторая остановка. Вышли два парня, толкая друг друга и смеясь, они чуть ли не выпрыгнули из автобуса. Двери захлопнулись, путь продолжился. Солнце светило мне в лицо, не давая нормально рассмотреть альбом. Разозлившись, я сунул его обратно в сумку, сидевший рядом мужчина глупо захихикал, хрюкнул. Странно, но он не вызывал у меня омерзения, скорее это была жалость. В автобусе включился свет, а солнце начало светить еще сильнее. Я хотел попросить водителя отключить освещение, но мы въехали в тоннель, который находился под большим мостом. Автобус стремительно пустел. Остались несколько человек и пьяница. Прошло всего сорок минут, а я уже устал. Солнце село, и через стекло я видел лишь тонкий оранжевый диск, который вскоре потухнет. Мне казалось, что я ждал чего-то особенного. Ждал долго, ждал и тогда, когда был в коме. То, что нужно было помнить, я забыл. Забыл, что делал после окончания университета, забыл, с кем общался и где работал, забыл, почему решил вернуться в свой родной город, но так и не вернулся, попав в автокатастрофу. Я все забыл, а родители ничего обо мне не знали. Сестра на вопросы не отвечала; ее молчание пугало, это было скрытное безмолвие, тишина, в которой были спрятаны скелеты. Мама же говорила, что все со временем вспомнится, только недели шли, превращаясь в месяцы, а я ничего не вспоминал. Ничего. Пустота в голове становилась больше, а боль в сердце не стихала. Еще одна остановка. Вышла старая супружеская чета, а за ними последовал мрачный юноша. Худой, длинный и усталый. Я пересел, а пьяница упал на сидение, громко захрапев. Снова достав альбом, я провел по нему рукой – он был теплый, изнутри. Решившись открыть его, я осмотрелся, будто прятал некое сокровище или чудо, боялся быть замеченным и открыть очень важную тайну другим людям. Автобус был пуст, не считая меня, пьяницы и водителя. На первом листе гелевой ручкой черного цвета был нарисован я. Был чуть моложе и без шрама на щеке, который остался наградой выжившему из аварии. У меня была длинная челка, счастливый взгляд и мягкая улыбка. Я смотрел куда-то в сторону, и казалось, что человек, который нарисовал меня, делал это секретно. Я перевернул страницу. На этот раз листы были исписаны большим и кривоватым почерком. Я не начал читать, да и не получалось в транспорте, буквы прыгали перед глазами. На следующей странице снова был мой портрет; я был печален и озадачен чем-то, рука была прислонена к дверному косяку, а глаза сосредоточенно смотрели в одну точку. И снова мой портрет, дико счастливая улыбка, прищуренные глаза, в которые светило солнце. И так картина за картиной, как описание моей жизни, исписанные странички большим и кривым почерком, а в конце - рисунок пустой скамейки под иссохшим, старым деревом. У меня защемило в груди. Была последняя остановка, а пьяница куда-то исчез. Я вышел, не ощущая земли под ватными ногами, осмотрелся. Через улицу стояла скамейка – металлическая, с узорами, как на той картине, а рядом безжизненной тенью стояло дерево. Я побежал, как не бежал до этого никогда. Огляделся, чувствуя, как рушатся все барьеры в мозгу, как занавес падает вниз. Быть человеком так трудно. А быть хорошим человеком почти невозможно.
«Смешно звучит, но я влюбился. Да, да, я – Лукас, необщительный и замкнутый, нелюдимый и эгоистичный, влюбился. Это смешно и нереально, кажется, что я во сне и скоро проснусь, а любви как и не было. И, как бы, влюбиться лишь одна моя проблема, а вот в кого я влюбился – вторая. Это парень. Получается ли, что я ненормальный? Кажется, что если кто-то об этом узнает, то мне не спастись. Доктора, психологи, крики отца и матери, насмешки и шепот за спиной. Я этого не хочу, я этого боюсь. Отец говорит, что отлично знает меня, что желает мне самого лучшего, ходит и подбадривает, говоря, что я скоро буду работать у него. А я? Хочу ли я этого? Конечно, нет. Но я молчу потому, что знаю – я не нормальный. Сет – так его зовут. Сет означает «ослепление», получается, что я ослеплен им. Он веселый и хороший парень, насколько знаю, у него тоже нет девушки. Это хорошо, по крайней мере дает некую надежду. Я люблю его рисовать. Он очень интересный и красивый, как модель, созданная для меня. Не знаю, возможно, я не смогу устоять и попрошу его попозировать мне. И кажется, что мне везет, так как отец подарил мне мастерскую. Теперь у меня есть свой уголок, свое укромное местечко. Хотелось бы, чтобы Сет увидел это прекрасное место на конце города. Думаю, что отец нарочно выбрал этот район, так как здесь спокойно, мало людей и зданий. Тут много света, огромное, голубое небо, а утром можно увидеть, как солнце медленно поднимается к своему месту. Это прекрасно. А еще есть великолепная скамейка, которая сделана из металла, она совсем новая. Я люблю сидеть на ней и рисовать пейзаж, который открывается передо мной вечерами и по утрам. Небо, как и солнце, всегда разное, что радует. А оттенки желтого - их просто миллион. Счастье же».
На минуту я забыл, как дышать, задохнулся и начал кашлять. Было невыносимо читать, то о чем знало сердце, но не помнил разум.
« Сегодня, именно сегодня, на мой чертов День рождения, я пригласил Сета в мою мастерскую. Он сказал, что после занятий подойдет ко мне и скажет о своем решении. Я его ждал. Долго, казалось, вечность. А его не было. Сета не было. Все пары закончились, университет начал закрываться и мне пришлось уйти. Потом я ждал у главных ворот, но его не было. Сета нигде не было. Я вернулся в свою мастерскую и начал рисовать на стенах. Это весело, особенно, когда в руках бутылка коньяка. Я то ли смеялся, то ли плакал, а может все вместе. На следующий день я старался не встречаться с Сетом, да и думал, что он меня и не помнит. Это было в первый раз, когда мы нормально общались, и, наверное, последний. Но, как всегда бывает, закон подлости действует безотказно. Сет меня нашел, попросил прощения, а я, как придурок, согласился и снова пригласил к себе. Я просто хотел нарисовать его. Хотел украсть этот красивый образ, оставить себе. Я попросил Сета раздеться, сесть на стул и прислониться к окну. Положить одну ногу на край сидения, а голову склонить чуть вниз. Сет молча все сделал - не смеялся, не подкалывал, даже не реагировал. Вел себя как робот. Я рисовал больше трех часов, а он не двигался – замер в ожидании, изредка смотрел на меня, пронзая своими черными глазами. Закончив картину, я еле прошептал «спасибо», а потом начал складывать свои краски и кисти. То, что произошло, я бы посчитал ошибкой, и это была ошибка, но я так хотел верить в чудеса. Сет обнял меня сзади, и я почувствовал, как его дыхание обжигает мне шею, опаляет жаром спину, а в бедро упирается его возбужденное достоинство. Первая ошибка – объятия, вторая – поцелуи, наполненные животной страстью, и так миллион ошибок, одна за другой, каждое касание, каждый вдох и выдох. Сильные, накаченные руки, обнимавшие мою спину, вжимавшие меня в холодный паркет, покрытый красками. Солоноватый вкус кожи, пропитанной потом, страстью и похотью. Болезненные, рваные толчки, рычание под ухом и кровавые укусы на теле. Признаться, я не был особо красив, как Сет. У меня не было не только внешности, но и красивого тела. У меня был и дефект грудной клетки – маленькая впадина внутрь, рядом с сердцем. Иногда это место горело изнутри. Если Сет был темноволосым и черноглазым красавцем, тогда я был рыжим, зеленоглазым и хмурым уродцем. И как так получилось, что мы переспали, я не мог понять. После этого Сет начал приходить чаще. Будто молчаливое согласие – он позирует, я рисую, а потом плачу ему за его потерянное время».
Что же я творил? Кем был этот Лукас? И почему любил меня?
«Когда Сет в очередной раз пришел ко мне, я спокойно открыл ему дверь. Как делал это много тысяч раз, но только теперь он держал в руках чемодан. Попросив меня остаться на несколько дней, пока он не найдет себе новое жилье, Сет остался на бесконечные недели. Я был рад, честно был рад. Только вот кроме секса нас ничего не связывало, и это было настолько ужасно, что я даже не мог выкрикнуть «люблю» во время очередного оргазма – только сжимал губы, поворачиваясь спиной к нему. Оказалось, что Сет курил. Он курил после секса, а иногда и до. Курил у окна, рассматривая мои картины. Мне казалось, что ему нравятся мои работы, но он никогда ничего не говорил, даже молчал о тех рисунках, на которых был он. Почему-то я решил спросить его, что он о них думает, а он ответил «ничего». Мне расхотелось рисовать. Расхотелось жить».
Уже темнело, и я почти не видел, что читал.
«Сет начал пропадать, но его вещи все еще стояли рядом с моей кроватью. Меня решил навестить кузен, а я согласился, все равно Сета не было. После его вторжения в мою жизнь я понял, что одиночество стало невыносимым. Мне нужен был человек, живой человек, который просто сидит рядом и дышит. Дышит тем же воздухом, смотрит на то же небо, на те же разрисованные стены. Я в этом нуждался, как больной в таблетках. Мой кузен, Зак, был музыкантом. Он играл на ударных, сочинял музыку и тексты песен. Интересная личность со своими заскоками. У него были длинные волосы и пирсинг на нижней губе».
На этих словах я вспомнил неприятного человека, с еле заметным пивным животом, карими, цвета коры сосен, глазами и густыми бровями. Он был высоким и сильным.
«Зак любил издеваться надо мной в детстве, а потом мы как-то перестали общаться, но он вдруг вспомнил меня, и вот я согласился на встречу. Зак рассказывал о своей группе, о выступлениях и новых проектах, о том, что когда-то он сможет поехать в Англию, где родился панк-рок – настоящий, зверский и правдивый. Я был рад за него, хотя и особо не понимал, о чем он говорил. Зак принес с собой пиво. Мы начали пить, выпили почти пять банок, но я уже успел напиться. Начал орать глупые вещи и прыгать по квартире. Зак меня успокоил, а сам потом ушел. Через два дня вернулся Сет. Он просил меня еще о нескольких днях, я снова согласился, чуть было не сказал, что он может остаться тут навечно. Но потом он опять исчез, ничего не сказав. Я сам позвонил Заку и попросил его прийти, пока он был в городе. Зак с радостью согласился, мы опять выпили. Не знаю почему, но я начал заигрывать со своим кузеном. Говорил что-то о поцелуях и наматывал рыжий локон на палец, вел себя, как шлюха. Впрочем, мой кузен далеко от меня не ушел, сам притянул меня для поцелуев, а потом начал раздевать. Мне было так на все наплевать, что я и не сопротивлялся. Закон подлости, который действует всегда. Почему-то Сет решил вернуться именно сегодня, и почему-то Сет разозлился. Я бы сказал, что он любил меня, но тогда бы я солгал себе и начал бы строить любовное гнездышко. Они чуть ли не подрались, но потом Зак ушел, а я был пьян, от чего хохотал и плакал, пытаясь стянуть с Сета штаны. Он разозлился и ударил меня, и снова исчез. Убежал. Растворился. Я остался один. Надолго, на год или больше. Я работал у отца, в фирме по продаже машин, а сам ночами не спал и рисовал. Много рисовал. Но никогда не смотрел на то, что рисую. Будто слепец водил кисточками по полотну, а потом пытался пальцами нащупать изгибы и убедиться, что получилась картина. Но не получалось. Я жил один в своей мастерской. Совсем один. Не было ничего и никого, кроме картин, его вещей и разбитой любви. А потом Сет снова вернулся. Без челки, в костюме. Статный, красивый и спокойный. Он предложил попозировать мне, я согласился и как сумасшедший начал впитывать в себя его образ. Каждый миллиметр, каждый изгиб его тела. И снова секс. Но на этот раз нежный, наполненный любовью и радостью от встречи. Я так его любил и люблю. Это невыносимо больно, любить так больно».
Я плакал. Плакал, потому что вспоминал, плакал, потому что любил. Любил и потерял.
«Утро. Сет сообщил, что у него есть девушка. Я поздравил его, а про себя решил вечером напиться. Я смотрю, как он одевается, сам же размахиваю трусами из стороны в сторону. Мне грустно. Кажется, что если я сейчас позволю ему уйти, то он никогда больше не вернется. Но я позволяю. Сет уходит, ничего не сказав, он закрывает дверь. Я что-то выкрикиваю. Интересно, зачем мне ждать вечера? Милый мой дневник. Можешь ли ты на это ответить? Нет? Тогда смотри, что я делаю. Смотри и записывай на своих страницах, чтобы когда-нибудь кто-то узнал, как чокнутый художник решил исправить ошибки. Я перемешал весь алкоголь, который имелся в доме: пиво, коньяк, вино, русская водка, виски. Начал пить и ругаться. Подбежал к окну и начал рисовать.
Прощай, прощай…»
Последняя страница, где нарисована скамейка. И больше ничего. Ни слов, ни картин. Пустые страницы. Голые, бледные страницы. Я дохожу до последней, нервно перелистываю и замечаю закрепленный скотчем маленький ключ. Ключ от мастерской.
Здесь все еще пахнет красками, все еще стоят картины. Его картины. А в дальнем углу, где его кровать, лежат мои вещи, которые я так и не забрал. Время безжалостно. Лукас всегда ждал меня, а я этим пользовался. Я беру свои вещи, краем глаза замечаю картину, которая лежит на его кровати. На ней нарисован он. Темные тона, все оттенки смерти, жизни в картине нет. А за Лукасом стоит Смерть, которая слишком сильно напоминает меня. А в его руках, на протянутых ладонях лежит открытый гроб. Зеленые глаза печальны и одиноки. Печальны и одиноки…
читать дальшеЕё голос задрожал, а руки обессиленно опустились. Анет сморгнула слёзы, посмотрела на меня. - Поверь мне, - проскулил Франк, молящим взглядом глядя на Анет. Зрители, затаив дыхание, наблюдали за ними, за этой бесподобной игрой, наполненной эмоциями. Каждое их движение таило в себе кучу чувств, каждое слово проникало в душу. - Жак, милый-милый Жак, как бы я хотела поверить тебе, твоей любви, но… - Анет задержала дыхание, её губы вздрогнули, а из глаз потекли слёзы. – Я не могу… Франк метнулся к ней, стиснул в объятиях и застыл, как мраморная статуя. - Софи, прошу, верь мне. Моя сестра, моя любимая сестра, возлюбленная моя, - Франк пустил слезу, а я охнула. – Если бы я знал, что ты моя сестренка, смог бы я влюбиться в тебя? Да, да, конечно бы смог. Моё сердце навеки твоё, береги его – останься рядом, - его лицо выражало безграничную печаль, а в голосе слышна была надежда. - Жак!.. – Анет обняла его в ответ. Некоторые уже плакали, прижимая ладони к губам. Настал мой выход; сжав в руке кинжал, искусственный, из папье-маше, я вышла на сцену. Глаза мои горели пламенем ненависти, я ненавидела Жака за то, что он осквернил мою младшую сестрёнку, за то, что он был сыном служанки. Моей ненавистью пропитался воздух. - Мерзкая псина, убери руки от Софи, - взвизгнула я, - ты не имеешь права её трогать!.. Софи, сестра, пошли домой, матушка волнуется, - я протягиваю сестре дрожащую руку, однако боюсь услышать в ответ холодный отказ. - Нет, Ирен, я остаюсь, - Софи попятилась, держа Жака за руку. Я оскалилась, понимая, что выхода нет. Нужно действовать. - Тогда выбор придётся сделать мне, - я подняла кинжал над головой и побежала на Жака. В глазах со страху потемнело, ведь скоро я стану убийцей. Убийцей брата.
- Софи, - шепчут окаменевшие губы, а подо мной лежит моя сестрёнка. Занавес опускается, но я всё ещё не верю своим глазам. Моя Анет лежит совсем бледная, обездвиженная, такая хрупкая и нежная. Я начинаю плакать. - Эй, Лулу, что с тобой? – Анет открывает глаза, касается моей щеки, потом обнимает – крепко-крепко. - Анет, - реву я, вдыхая её аромат. Жак тихо смеётся, пытается отлепить меня от Анет. - Ну же, сейчас занавес поднимут…
После спектакля, я привожу себя в порядок. Выхожу из гримёрной, попутно надевая кожаную куртку. Вижу Анет. Она что-то обсуждает с Франком – смеется и качает головой. Я наблюдаю за ней, а в глазах снова появляются слёзы. Страх, что я её потеряю, проник в моё сердце. Я не могу смотреть на человека, которого люблю, потому что боюсь потерять. И всё из-за этой глупой роли, где я должна убивать и убивать её каждый раз. Рыдать, оплакивая мёртвое тело. Но здесь, за кулисами, я даже дотронуться до неё не могу, а Анет и не догадывается о моих чувствах. Я достаю плеер, включаю музыку и ухожу. Убегаю. Ведь завтра я снова поднимусь на сцену, возьму кинжал в руки и снова убью самого дорогого для себя человека. И даже так, она никогда не узнает, что, кроме брата Жака, её ещё любит старшая сестра - Ирен. Любит больше собственной жизни.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Холодные объятия Автор: IzushkBazaltovich Бета: Anni Tender Фэндом: Ориджиналы Персонажи: Давид, Рафаэль Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Даркфик, POV, Вампиры, ER (Established Relationship) Размер: Мини Описание:- Ты эгоист, - снова начал он. - Я знаю. Позволь им быть, если уж любишь. - Как хочешь, - бросил он, смотря на небо.
Посвящение: Коробке конфет. Размещение: Спросить. Примечания автора: Не помешана на вампирах, но так получилось. Рафаэль сам возник, как и Давид, я их не ждала, а они пришли. Как всегда. Приятного чтения.
читать дальшеПощечина. Сильный взмах рукой - и на светлой коже красные следы. Жжется, а к глазам подступают слезы. Неравный бой двух людей, хотя и не людей вовсе. Ты не человек, а во мне умерла человечность. Я давно не смотрел, как капля за каплей высыхают эмоции внутри; упустил момент, когда глаза покрылись пеленой отчужденности. И теперь, существуя в этом мире, я считаю дни, дни, когда придет мой конец.
- Трус, - чуть ли не плюешь мне в лицо. - Каков есть, - я провожу холодными пальцами по щеке – все еще болит. - Трус и эгоист, - шипишь ты. - А что ты от меня хочешь? – устало сажусь на камень, обнимаю руками колени. - Ты говорил, что любишь меня, но почему не хочешь прожить со мной всю жизнь? - Потому. Я устал, Рафаэль, устал. Может, ты и привык жить вечно, но не я. Для меня один день - это уже ад, а целая вечность, чем же она будет? – я смотрел на своего вампира, старого, как этот мир, но все еще глупого и эгоистичного, как малое дите. - Но ведь рядом буду я! - Я не готов к этому, совсем не готов. Скоро я умру от болезни, она убивает меня изнутри. Если тебе нужна моя кровь, тогда выпей до последней капли, но не превращай в вампира, прошу тебя.
Под обрывом шумела река. Ее громкое пение завораживало, манило к себе, казалось, что это русалки поют о любви, о счастье, восхваляют светлые чувства и красоту. Я онемел от осознания того, что скоро не смогу услышать ничего, что скоро кану в бездну небытия и исчезну. Навсегда. И через долгие и длинные века мой Рафаэль забудет обо мне.
- Давид, я умоляю тебя, останься, пока не поздно, останься. Ты знаешь, что для обряда нужно перемешать человеческую и вампирскую кровь и дать человеку испить ее, когда в его теле останется лишь капля своей. Одумайся, прошу, не умирай, - Рафаэль упал на колени, его длинные волосы рыжим каскадом блестели под лучами утреннего солнца.
Я смотрю на него, а в груди ноет еле бьющееся сердце. Помню, как год назад вместе с ним покинул город, за которым были леса и поля, до этого невиданные. В городе ходили дурацкие слухи о вампирах и их кровожадности, но когда я встретил его, то ни крест, ни святая вода не помогли. Он лишь чихнул, и то из-за пыли. Оказалось, что он остался одним в своем роде. Всех истребили охотники, а некоторые, скрываясь, не смогли вынести долгого голода и умерли. Остался он – Рафаэль. Ему было двести лет, выглядел он строго, но безумно притягательно. Огненные волосы, цвета солнечного лучика глаза, тонкие губы. Если бы он был человеком, я бы сказал, что ему около тридцати-тридцати пяти лет. Он сразу понял, что я смертельно болен. Прочел по глазам, как я устал от всего, и предложил свою помощь. Его длинные и белоснежные клыки вонзались в мою кожу каждую ночь под светом луны. Он испивал меня, даря неописуемое наслаждение, вознося к Богам и Небесам. Он рассказал, что вампирам не страшны ни солнце, ни кресты и священные места. Они, как люди, только могут умереть, если их сердце вырвут серебряным ножом, из-за долгого голода, а еще, если любимый человек предаст. Он открыл мне все тайны, показал все волшебные места и подарил любовь. Но, как бы Рафаэль не старался, я все равно боялся жизни, и одна только мысль, что я выживу и когда-нибудь увижу, как умрет он, пугала сильнее всего. Я не вынес бы потери.
- Ты эгоист, - снова начал он. - Я знаю. Позволь им быть, если уж любишь. - Как хочешь, - бросил он, глядя на небо.
Ночь взмахнула своими ресницами, предо мной возникли звезды и луна. Я опустился на траву, все еще слушая песнопения реки. Рафаэля не было. Он пообещал, что вернется до восхода солнца. Я ждал.
Я принимаю смерть как должное, но противлюсь жизни. Я хочу задохнуться, ведь боюсь дышать. И теперь своими страхами я становлюсь тяжким бременем любимому мне вампиру. Если я умру, что с ним будет? Я никогда об этом не думал, окутанный и заглушенный своими проблемами. Я никогда не признавался ему в любви, хотя и люблю очень сильно. И только его горячее дыхание около моего уха и сладкое «люблю» спасали и говорили, что я еще кому-то нужен.
- Рафаэль? – я вздрогнул, когда услышал шорох. Никто не ответил, но снова что-то зашуршало. Я бы сказал, что это листва, но ветра не было. - Рафаэль, это ты? – с надеждой повторил я. - Да, - усталый шепот коснулся меня. - Тогда выходи, чего ждешь? - Давид, как возлюбленного спрошу тебя, только ответь мне честно. - Ра… - Позволишь ли ты мне побыть эгоистом? - Что?
Миг, и он очутился рядом. От него исходили холодное тепло и опасность. Я замер, боясь его разозлить.
- Устал от жизни, да? – спрашивает меня Рафаэль, а пальцы с силой вонзаются мне в плечо. - Да, - хрипло шепчу я. - Ты жил всего двадцать лет, а уже устал? А мне, что сказать мне, прожившему двести лет? - Н-не знаю… - Ты знаешь, какое оно, одиночество? Ты боишься жизни, а я боюсь одиночества. - Два эгоиста, - попробовал усмехнуться я. - Уже нет. Только один, и это ты, - его клыки коснулись моей шеи, а потом вонзились в податливую плоть. Крик растаял в глотке, так и не вырвавшись наружу. Ноги подкосились, и Рафаэль придержал меня за запястье. - Что ты?.. – хрипло начал я, но не договорил. Перед глазами возникли разные картинки, которые не дали сфокусироваться на настоящем – обрыве, луне и Рафаэле. Последнее, что я увидел, - флаконы крови рядом с надгробной плитой. - Нет, - попробовал уйти я, но не смог – слишком сильные руки. Черт! Черт! Как я мог забыть, что для вампира смертельна кровь мертвеца. Как я мог…
Последняя капля крови. Тепло-холодные объятия любимого вампира и смерть в подарок двум эгоистам.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Запомни меня, а не себя Автор: IzushkBazaltovich Фэндом: Ориджиналы Персонажи: двое Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), POV, Hurt/comfort Предупреждения:Твинцест Размер: Драббл Размещение: Спросить!
читать дальшеЯ хочу, чтобы ты меня запомнил. Меня, а не себя. Хочу, чтобы твой взгляд, скользящий по мне, видел лишь меня. И мысли в твоей голове не путались, сравнивая нас и ища невесомые различия. Молюсь, чтобы твоя любовь ко мне не превратилась в любовь к себе. Всматриваясь в зеркало – вижу тебя, хотя ты на работе. Ведь мы близнецы. Похожи, как две капли воды. И до сих пор нас путают.
Я хочу, чтобы ты меня запомнил. Меня, а не себя. Хочу, чтобы в конце нашей глупой подростковой игры, когда ты будешь вести любимую женщину под венец, ты не забывал, что когда-то ласкал меня. Я все еще верю, что мы дети. Молюсь, чтобы твоя любовь всегда была теплой и мягкой. И женщина, что будет делить с тобой постель, никогда не возненавидит меня, ведь ты все равно будешь любить меня больше. И это будет вечно, если ты запомнишь меня.
Я хочу, чтобы ты меня запомнил. Меня, а не себя. Хочу, чтобы каждый вечер, до твоего ухода, мы сидели в обнимку, и ты вдыхал запах моей кожи. Молюсь, чтобы твои поцелуи не изменились, оставаясь сладкими и горячими.
Я хочу, чтобы ты меня запомнил. Меня, а не себя. Хочу, чтобы ты в последний раз, совсем по-другому, слишком лично и полушепотом, сказал: «Ты мой». Молюсь, чтобы твоя эгоистичность по отношению ко мне была чуть дольше. А сильные руки грели озябшие плечи по утрам, после жаркой ночи.
Я хочу, чтобы ты меня запомнил. Меня, а не себя. Хочу, просто хочу. Молюсь, желаю, кусаю губы, собирая свои вещи. И наша постель станет мне чужой, и будет скрипеть под тяжестью твоего и ее тела. И даже после финиша хочу слышать твой голос хотя бы через телефон.
Я хочу, чтобы ты меня запомнил. Меня, а не себя. Хочу. Мы так похожи внешне, но такие разные. Моя любовь сильнее и прочнее, а вот воля слабее твоей. Молюсь, чтобы моя любовь компенсировала твою, хотя бы ненадолго.
Хочу, просто хочу.
Но ухожу. И молюсь, снова молюсь, чтобы ты запомнил меня, а не себя.
Две души живут во мне, И обе не в ладах друг с другом.
Название: Горячий чай стынет Автор: IzushkBazaltovich Бета: Anni Tender Фэндом: Ориджиналы Персонажи: два человека Рейтинг: PG-13 Жанры: Слэш (яой), Философия, Повседневность, POV Размер: Драббл Размещение: Спросите, да.
читать дальшеОсень. Летнее солнце сжигает кроны деревьев, наполняет воздух неприятной духотой. Хотя и осень. Нет ветров, дождей, туманов. Нет ничего. Скучное голубое небо и палящее августовское солнце. Будто время остановилось. Будто мир остановился. И в старой маленькой квартире, где пахнет сыростью, а в углах мелькает паутина, где книги на полу, а телевизор не работает, он пьёт горячий чай. Чёрный, горький и горячий чай. В красной кружке. Ярко-красной. Я сижу у окна. Белая хлопчатобумажная рубашка прилипает к потному телу, и я обмахиваюсь пожелтевшей прошлогодней газетой. Он же сидит передо мной, держит в руках свою кружку и смотрит в книгу. - Что делаешь? - Изучаю материал, - отвечает он, а потом отхлёбывает глоток настоя. - Что за материал? - Птицы. Тебе неинтересно. Наручные часы показывают три пятнадцать. Я опоздал на автобус. Следующий через двадцать минут. Но идти не хочется, впрочем, как и оставаться. - Что за птицы? - Ты не знаешь. Малиновки, - Он чуть заметно улыбается, а в карих глазах виден блеск. - Красивые? - Очень, - Ещё один глоток, - они быстро привыкают к человеку и красиво поют. Не очень большие, можно спутать с воробьём. Впрочем, их пение тоже похоже на соловьиное. Улыбка становится заметнее. А потом и вовсе до безобразия откровенной, что неприятно отзывается где-то в глубинах души. - Ты знаешь, мне уже пора, - сдавленно шепчу, добавляя чуть смелее, - а то ещё один автобус пропущу. А мне ещё к маме, в больницу забежать надо. Я вскакиваю со стула, бросаю нервное «пока» и направляюсь к выходу, по пути чуть ли не спотыкаюсь и слышу его голос. Останавливаюсь. Осень. А за окном августовское солнце, но всем плевать, что это осень. В старой маленькой квартире пахнет сыростью, а её хозяин пьёт чёрный, горячий и горький чай. В ярко-красной кружке. И по всему дому, на полу, лежат книги, а телевизор не работает. И я, всё ещё не повзрослевший сентиментальный дурак, возвращаюсь обратно, к малиновкам и блестящим карим глазам. - Знаешь, я, наверное, ещё послушаю об этих птицах, и покажи мне их фотографию…
И горячий чай стынет, пока я сижу рядом с ним. Пока смотрю на мир его глазами. А красная кружка не кажется такой яркой.
Йойте, чувствуя нарастающую боль в груди, затихает.
- Юкими… - одними губами шепчет он, тяжелые веки опускаются.
Йойте просыпается на диване, укрытый теплым пледом. Рядом, на журнальном столике, стоит желтая кружка. Уголок губ вздрогнул - попытка улыбнуться. - Эй, не пугай меня так, - взмолился недовольным голосом журналист, входя в комнату. Облокотившись на стол, Юкими обеспокоенным взглядом окинул Йойте. Последний молчал. - Чего ты от меня хотел? - Не знаю. - Отлично. Не знает он, но в обморок падает. Проблематичный… - Юкими… - Чего? - Просто, приятно шептать твое имя, - Йойте прикрывает рукой глаза.
Юкими чувствует, как щеки начинают пылать. Всем известный и страшный убийца, говорит такие милые слова. Казухико осознает, что скоро никто не будет шептать его имя, так, будто это придает спасение. Медлит, но, все же, подходит к мальчику, которого когда-то приютил.
- Юкими… - снова шепчет Йойте. Казухико наклоняется, легко проводит пальцами по волосам Йойте. Гладит как котенка, в предвкушении ожидая, когда же он заурчит. - Юкими… Мужчина наклоняется ближе, невесомо касаясь хладных губ.
Если можно, еще немножко, совсем чуть-чуть, продлить мгновенье счастья, то он замрет так навеки.
Название: "Ограждение" Автор: Мело Фандом: Alice Madness Returns Персонажи: Алиса, доктор Бамби, оригинальный герой Жанры: POV, гет, драма Рейтинг: PG Размер: мини Дисклеймер: Льюис Кэролл и Америкэн МакГи Статус: завершен Размещение: только с разрешения автора
читать дальшеКаждый день мимо меня проходят девочки, девушки, женщины… Очень часто я ловлю их заинтересованные взгляды, замечаю кокетливые улыбки и равнодушно наблюдаю за словно случайно падающими вниз платочками, которые, все до единого, пахнут одинаковыми духами. Такими приторными, цветочными духами, чей аромат еще долго стоит в воздухе удушливым шлейфом. Однако все их попытки привлечь мое внимание тщетны: мне нет дела ни до кого из них, ведь в моем сердце давно уже живет любовь к одной…
Когда я увидел ее за высоким ограждением, я не поверил своим глазам. Она, в грязно-серой смирительной рубашке, медленно шагала по внутреннему двору лечебницы вместе с умалишенными - теми людьми, кто действительно не смог совладать с собой после каких-либо ужасных событий. Алиса Лиддел, как я потом узнал ее имя, тоже перенесла не самые легкие времена, выжив в страшном пожаре и потеряв всех своих родных. Но в тот момент, когда она, со скрещенными на груди руками, спокойно ходила кругами по треснувшей земле, я верил, что с ней все в порядке и помощь доктора Бамби ей ни к чему.
День за днем, ровно в час пополудни, я приходил к ограждению и незаметно наблюдал, как хрупкая девушка, слегка качаясь из стороны в сторону, ступает за бессвязно бормочущими что-то мужчинами и женщинами и хранит гробовое молчание. Холодный ветер, противно пахнущий сырой рыбой, чуть развевал ее черные, спутанные волосы, хрустели под ее ногами колкие ветки, а я думал, как мне с ней поговорить. Просто взять и поговорить, как говорят все вокруг меня, но возможности не было, и я решил хотя бы подбодрить и развеселить одинокую сироту.
Первый подарок, что я послал ей, был совсем наивным и даже чуточку глупым – книга детских сказок, что я купил на свои карманные деньги. Чудесные истории от братьев Гримм и Шарля Перро ждали Алису, свою юную читательницу, на мягких страницах с яркими картинками - я надеялся, что они хоть немного разбавят ее погасшую жизнь. До сих пор не знаю, понравилась ей книга или нет, но ответа я, как и ожидалось, не получил.
В следующий раз был букетик неизвестных цветов, который мне продали совсем дешево по старому знакомству. От пестрых больших бутонов шел сладковатый, но очень приятный аромат, я сразу решил, что они обязаны ей понравиться. Но, оставив завернутые в бумагу цветы у медсестры психбольницы, я и не мог подумать, что через час обнаружу их рядом с помоями. Растоптанные лепестки и порванные стебли – меня даже испугала картина того, что, возможно, с ними делали.
Однако в моем бестолковом и влюбленном сердце все еще теплилась вера в то, что это сделала не Алиса, ведь я ни разу не видел, чтобы она кричала и пыталась сбежать. Скорее, она похожа на прекрасную розу, которую нечаянно посадили среди сорняков: настолько нежной и робкой она мне казалась среди всех остальных, а потому так испортить букет она явно не могла.
Однажды, осмелившись, я позвал ее с улицы, стоя все за тем же ограждением. Услышав меня, она испуганно повернула голову, и я впервые увидел её темно-изумрудный взгляд. В нем, таком непривычном, плескалась боль вкупе с чем-то еще… С чем-то, что сразу представилось мне опасными ядовитыми шипами, способными отравить любого, кто их тронет. Из мыслей меня вырвал сердитый громкий вопль, наверное, меня обнаружили, и я сразу убежал, успев заметить, что Алиса только опустила голову и пошла дальше по бесконечному кругу.
Старуха, знавшая ее семью довольно-таки давно, поведала мне, что случилось. Во время ее рассказа о пожаре, возникшем неясно откуда, я будто своей кожей почувствовал те ожоги, которые получили тогда Лидделы, и надышался тем же воздухом, который пропитался гарью. Алиса после этого выжила, выжила единственная, но помешалась на выдуманной стране чудес, о чем доктор Бамби, ее лечащий врач, частенько толкует по вечерам в небольшом городском пабе.
В «Двух гаргульях» той ночью было шумно. Пробравшись туда незамеченным, я сидел у барной стойки, натянув воротник почти до уровня глаз. Маскировка никудышная, но пьяницам, собравшимся послушать очередную байку от врача, до этого не было дела, а доктор тем временем рассказывал, как его безумная пациентка вновь бредит. Как видит объятую пламенем лесную лужайку, стекающую по камням густую кровь и убегающих прочь чернильных монстров… Бамби смеялся, а я размышлял, вскоре убравшись из пропахшего самогоном паба.
Конечно, в эту страну чудес я не поверил. Быть может, это была сказка, которую придумали родители Алисы, а может, просто плод ее воображения. Случайно услышав, что одним из жителей этой страны является кролик с карманными часами, я без промедления нашел мягкую, искусно сделанную игрушку в виде белоснежного зайца. Выглядел он симпатично и вовсе не страшно, а потому я без всяких задних мыслей послал его своей дорогой Алисе.
Следующим утром я нашел этого кролика на своем крыльце. Проколотый иглами и распоротый ножом, он смотрел на меня единственным черным глазом-пуговкой, когда второй был оторван с потрохами. С ужасом я смотрел на порванную игрушку, не веря, что это сделала она – красивая, но бесконечно грустная девочка-сирота. Позднее, когда я одумался, я понял, что Лиддел не могла совершить столь извращенный поступок – ножей сумасшедшим не выдают.
Но было поздно - больше я не видел Алису во дворе лечебницы. Пытаясь высмотреть ее среди умалишенных, я простаивал целые часы за высоким ограждением, но все было тщетно. Родители, непонятно откуда узнавшие об этом, осуждали мою нелепую привязанность к психопатке, говорили, что я сам почти потерял разум в погоне за так называемой «любовью». Однако я верил. Верил и ждал, что когда-нибудь среди серых смирительных рубашек мелькнут черные пряди волос и сверкнет яркий, ни на что не похожий темно-зеленый взгляд, а до той поры мне не интересна ни одна дама, проходящая мимо. Ни одна из них.
***
- Нельзя любить, Алиса, и нельзя чувствовать… Ты ведь не хочешь, чтобы тебя предали и покинули еще раз? – Вкрадчивым, едва слышным голосом говорил доктор Бамби, на глазах своей юной пациентки безжалостно кромсая набитого ватой кролика остро заточенными ножницами. В ответ ему последовал только безмолвный и безвольный кивок. – Вот и не стоит больше думать про этого несмышленыша, будь умницей, милая. Поцеловав девочку в макушку, пожилой мужчина в белом халате напоследок пронзил без того испорченную игрушку парой иголок и отдал ее медсестре. «Верните подарившему, а Алису – на другой режим».