Воронята

[izumelo]

Название: Воронята
Автор: Мело
Фандом: Haikyuu!
Персонажи: Дайчи / Сугавара
Жанры: Слэш (яой), Драма, Повседневность, Hurt/comfort, AU в рамках канона, ER (Established Relationship)
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Ночному музу нельзя отказать. И, возможно, получилось немного банально, но мне очень хотелось написать этот миник, пусть и не своим обычным стилем.

Сложно привыкнуть к тому, что на твоего любимого человека нет-нет, а всё-таки смотрят другие люди. Провожают, пожирают, в конце концов, просто раздевают своими взглядами – иногда невинно, практически незаметно, а порой открыто, в какой-то степени даже бесстыдно.

Дайчи никогда не считал себя ревнивым. Однако в первую же неделю в университете он успел несколько раз поймать себя на том, что ему дико не нравится видеть Коуши в окружении незнакомых товарищей. Шумных, непоседливых, явно заинтересованных – таких, каким порой невозможно дать отпор. Дайчи незаметно для самого себя злился: на то, что они учились на разных факультетах; на то, что пары заканчивались в разное время; даже на то, что в группе Коуши было куда больше миловидных, располагающих к дружескому общению мордашек, чем в его собственной. В Карасуно у него подобных проблем не возникало, потому что их отношения более личного характера начались лишь на втором году старшей школы, а к тому времени, как ни крути, все школьники вокруг уже были между собой косвенно знакомы. Дайчи не переживал насчёт "вон того тёмненького", потому что видел его накануне с девушкой, или "этого очкастого", потому что о нём ходила слава ярого гомофоба; никаких конкурентов он не чувствовал и в волейбольной команде – буйные первогодки будили в Коуши лишь некий материнский инстинкт, не более... А вот в университете всё, как оказалось, было иначе. Чужие стены, чужие люди, чужая жизнь.

– Дайчи, ты слишком переживаешь. Я ведь тут, вот он я. Живой, невредимый и, конечно, сильно тебя любящий.

Коуши повторял эти слова часто – в разных формулировках и разных ситуациях, – но суть их не менялась: он был рядом и никуда уходить не собирался. Дайчи в ответ только кивал, обнимал его, вечно закутанного в вязаный шарфик, покрепче и мысленно корил себя за излишние переживания. Ладонь Коуши всегда грела его ладонь, пока они вместе шли домой, и сердце Коуши всегда билось в такт его сердца, пока они вместе спали на одном футоне. Не было поводов для ссор, не было переживаний, и всё бы спокойно...

Да вот только сказки это, что когда взаимно любишь по-настоящему и доверяешь на сто процентов, не испытываешь никакой ревности. Напрасно Азумане пытался втолковать это Дайчи, напрасно и Коуши шептал ему такие откровения по ночам: у него буквально закипала кровь в венах, когда он видел кого-то возле любимого человека. Он удивлялся своим частым порывам пойти и завязать драку, для которой фактически не было причин, поражался неведомой злости на ни в чем не повинного Коуши, которая возникала словно из ниоткуда... Думая об этом позже, он пугался самого себя, но не мог ничего изменить, только один за другим ломал карандаши да молча проклинал взрослую жизнь, полную трудностей, сомнений, неопределенностей.

И в какой-то момент всё пошатнулось.

Дайчи точно не понял, когда именно стал избегать Коуши из-за своих страхов. Он боялся под влиянием эмоций на него накричать – просто за то, что улыбнулся кому-то на потоковой лекции. Боялся причинить боль, невольно, со всей силы сжав запястья – просто за то, что задержался немного в библиотеке ради помощи однокурснику. Разум говорил ему о глупости таких придирок, но сердце заглушало его гулкими частыми ударами, стоило только Дайчи вскользь подумать, что он все-таки мог его потерять. Упустить, позволить уйти, не попытаться удержать.

Коуши всё это время пытался до него достучаться. Оставлял множество записок, пробовал перехватить на переменах, звонил несколько раз за час, заводил разговоры за ужином. Дайчи понимал, что и правда стоит поговорить, объяснить причину своего изменившегося поведения, но никак не мог набраться смелости. Он, некогда капитан бесстрашных волейболистов Карасуно, боялся обычного разговора! Эта мысль его одновременно смешила и ужасала – она продолжала бы терзать его ещё долго, если бы не решительный и совершенно ничего не понимающий Коуши: когда Дайчи поздно вечером пришел домой, в очередной раз бесцельно прогуляв несколько часов, он сперва с размаху вмазал ему кулаком в скулу, а потом утащил за собой в гостиную. Не такой высокий, не такой мускулистый, но в тот момент ему просто невозможно было сопротивляться.

– Что, черт возьми, происходит? И не ври, что ничего!

Коуши был непривычно взволнован и взвинчен, а Дайчи сидел на софе и молчал. Щека горела от удара, хотя внутри всё сжалось куда болезненней. От недосказанности, от недоверия, от чего-то ещё.

– Я устал. Очень устал.

На кухне закипел чайник, в животе Дайчи предательски заурчало. Раньше они всегда пили чай перед сном, тёплый и с лимоном, а что сейчас? Сейчас они оба смотрели друг на друга, одинаково бледные и напряженные, слушая противный и раздражающий свист.

– От чего устал? Дайчи, ты всегда рассказывал мне о своих проблемах, но в последнее время... Подожди, я сейчас.

Коуши убежал выключать чайник, краем глаза Дайчи заметил его желтые пушистые тапочки. Всё вокруг было такое домашнее, уютно-милое, так почему он не мог расслабиться и понять, что ничто никуда не делось? Почему он, как девчонка из типичного сёдзё, только сидел и накручивал себя ещё больше? Вопросы копились, а ответы не находились, как бы Дайчи ни старался. Коуши вернулся с полотенцем на плече и, помедлив, сел рядом. От него слегка пахло выдохшимся парфюмом, и этот аромат тоже, как чай с лимоном, был неизменной частью их прежних вечеров. Дайчи резко одолела тоска, он закрыл лицо руками и тихо вздохнул.

– Я боюсь, что когда-нибудь не сдержусь. Каждый день видеть тебя посреди этих людей, знать, что ты говоришь с ними о чём-то своём... Понимаю, что зря я... Но это невыносимо.

Ответом послужила тишина, ведь Коуши вслушивался в каждое произнесенное слово, не решаясь перебивать, и Дайчи с паузой продолжил.

– Я не знаю, что со мной происходит. Знаю, что ты рядом, что ты здесь, но до чего же мне иногда хотелось на тебя наорать. Даже руку поднять, понимаешь? Ни за что, просто из-за своих тупых заморочек... Господи, я ужасен, Суга. Я отвратителен, с такими-то намерениями!

Дайчи хотел было вскочить, пока позволяло время, но Коуши, донельзя внимательный, чуткий, ему не позволил. Он ухватил его за руку и потянул на себя, а потом прижал к груди так сильно, что Дайчи замер. Услышал через футболку, как бешено, громко колотится сердце Коуши, и устало закрыл глаза. Тук-тук, тук-тук, тук-тук... На его волосы легла мягкая ладонь, и раздался тихий, нежный голос.

– Помнишь, Дайчи, как мы играли против Сёхэй на втором году? Тогда мы с тобой только познакомились, а я уже как-то знал, что проведу с тобой если не всю жизнь, так хотя бы большую часть. Скажешь, что я похож на ту девушку из анекдота, с которой только поздоровались, а она успела мысленно выйти замуж и родить детей, но веришь – так и было.

Дайчи усмехнулся, по-прежнему не открывая глаза, и ничего не сказал. Коуши сейчас не говорил ничего особенного, по сути, это были простые, незамысловатые слова, но грусть и боязнь, угнетающая атмосфера и холод почему-то постепенно уходили. Исчезали, пока Коуши ласково гладил Дайчи по голове.

– Я тоже боялся и, если честно, до сих пор боюсь. Ты обычно далеко, вокруг толпы каких-то людей, но я ведь знаю, что вечером ты меня обязательно встретишь. Возьмешь за руку, расскажешь, как прошёл день, всё такое... Это знание меня очень успокаивает, Дайчи. И я с нетерпением жду конца занятий, лишь бы поскорее тебя увидеть. Тебя, а не чужих ребят, с которыми меня ничего не связывает. Понимаешь?

Кивок – Дайчи всё ещё ничего не ответил, только слушал, по-детски уткнувшись носом в маленькое и острое плечо Коуши. Хотелось сидеть так вечно, потому что в те минуты между ними не было недоверия и вопросов. Не было ревности и не было глупостей. Всё куда-то разом ушло, будто дни самобичевания и переживаний вовсе не существовали.

– Тогда как с тобой... Дайчи, у нас с тобой позади десятки совместных побед и поражений, а это и так, если подумать, маленькая жизнь. Вспомни, сколько раз я мог уйти, и сколько раз мог уйти ты. А ведь не ушли. Продержались. Даже оставили после себя едва оперившихся воронят.

Дайчи с удивлением отстранился, а Коуши при виде его растерянного лица засмеялся. Расслабленно, звонко, и не засмеяться вместе с ним, конечно, было невозможно: сперва на губах Дайчи мелькнула улыбка, а затем он не выдержал и расхохотался. Непринужденно, открыто, искренне - впервые за долгое время.

– Воронята, говоришь... Действительно, что могло нас соединить крепче, чем четвёрка разномастных воронят?

А дальше – дальше тёплый чай с лимоном и большой плед. Разговоры почти до утра и окончательное выяснение всех недоразумений. Дайчи, наконец, стало легко на душе, хотя ему казалось, что такое уже не случится. Однако Коуши – как же ему повезло, что он любит именно его – вновь сотворил чудо. Исцелил раны, нанесенные опасными и глупыми предрассудками, понял и простил. После чего не выпускал из своих объятий целую ночь, словно боясь, что глупый Дайчи, оставшись в те часы хоть на минуту, хоть на секунду один, снова что-то себе надумает.

Да, это будет сложно – перестать ревновать к каждому второму, искать скрытые смыслы в случайных диалогах и действиях – но постепенно... Постепенно, Дайчи был уверен, всё наладится.

Главное – доверять. Не молчать, не забывать, не таить.

А ещё помнить о четырёх чудесных воронятах, оставшихся в волейбольном клубе старшей школы Карасуно.