Пленник

[Kodokuna sakka]

Название: Пленник
Автор: IzushkBazaltovich
Бета: maybe illusion
Фэндом: Merlin
Персонажи: Сенред/Мерлин, Артур, Гвен
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Ангст, PWP
Предупреждения: OOC, Изнасилование
Размер: Мини
Статус: Завершён
Посвящение: Фанам, чо.
Размещение: Запрещаю.
От автора: В общем, автор мерлинулся конкретно. Особенно после разговора о пейрингах, а после того, как автор узнал, что его друг не отказался бы от такого пейринга - автор задумался.
А вообще, мне просто жутко нравится Мерлин. Согласитесь, что это один из редких актёров, которые реально везде и всегда идут на роль пассива. Притом пассива, которого хочется терзать самыми изощрёнными способами... Да, моя фантазия меня погубит.
А ещё, я долго думала, хочу ли я многоглавку из этого сделать или нет, так как мне ещё жутко нравится пара Гвейн/Марлин, и Ланселот/Мерлин. Просто не могу не заметить этих моментов, когда смотрю фильм. Чёрт, я запуталась .-.

Пролог + 1 глава

Пролог

Туманно. И всё будто во сне — трудно отличить, где явь, а где мираж. Грань запредельно тонкая, отчего мерещится, что голова взорвётся, и прерывистое дыхание звучит в ушах страшным, предсмертным гулом. Невозможно остановить кошмар, поедающий мозг, пронзающий тело раскаленными мечами и мешающий чувства в горящее месиво. Тело становится врагом, душа — узником. Ещё чуть-чуть и, кажется, конец совсем близок — успокаивающе гладит пыльные и грязные волосы, прижимается влажной и холодной ладонью к пылающему лбу — расслабляет.

— Проснулся, — низкий и грубый голос разрывает пелену надёжности, и, вздрагивая от нахлынувшей боли, Мерлин начинает жадно глотать воздух. — Несколько минут назад ты отказывался даже дышать, — рваный смех.

— Где я? — юный волшебник оглядывается, однако местность ему незнакома, а ослабевший организм не даёт чётко рассмотреть представшую перед ним картину.

— Сказать, что ты в безопасности, скажем так, глупо, но относительно мрачного леса со стаей опасных животных, в частности, огромных скорпионов, — правда.

Мерлин сглатывает. Слюна кажется ему горькой, поэтому хочется сплюнуть, но маг сдерживается. Он пытается подняться с постели и моментально ощущает, как правую лодыжку стискивают металлические оковы.

— Ты мой узник, Мерлин, — мужчина проводит пальцем по тонкой шее, задевает ногтем адамово яблоко — встречает взгляд, полный ненависти.

***

Огонь в камине отдаёт теплом, но этого слишком мало, чтобы согреть большие покои, каменные стены же неумолимо льют ночной холод, тем самым совсем убавляя силу пламени. Настольная свеча догорает, и капельки воска застывают на шандале. Высокий мужчина поднимается с мягкого кресла, откидывает тяжёлую накидку из волчьей шкуры и проходит к камину. Рой мыслей нещадно терзает его уже несколько дней, лишая покоя не только днём, но и ночью. Сон стал чем-то ужасающим, и каждый вечер, готовясь к отдыху, осторожный правитель и сильный воин проклинает ведьму, что так искусно управляет им. Он давно зачарован её сладкими речами и колючими, мимолётными ласками. Хоть и сердце, и тело желают большего, но разум считает — нужно довольствоваться тем, что есть. Лучше лизать пальцы, чем остаться с носом.
Лёгкий стук в дверь выводит его из вязких и неприятных мыслей.

— Войдите.

Стража открывает дверь, входит рослый мужчина с нездоровым блеском в тёмных глазах.

— Вот пленник, сир, — молвит он, и тотчас в покои вталкивают юношу, облачённого в прямую рубаху до колен. Босые и тонкие ноги тёрлись друг о друга, чтобы как-то согреться, а маленькие ссадины подчёркивали белизну кожи ещё сильнее.

— Прикажите служанкам приготовить горячую воду и лечебные масла. Пусть всё принесут в мои покои.
— Есть, сир.

Тяжёлая дверь со скрипом закрывается. Они наедине, отчего некомфортно, и Мерлина это тревожит — колючий холодок забирается под кожу.

— Подойди, погрейся, — правитель пытается дружелюбно улыбнуться, однако вместо улыбки получается оскал, и мужчина чертыхается, видя страх в голубых глазах. — Я тебя не трону, — вынужден обещать он, даже если придётся нарушить обещание.

Юноша медленно проходит к камину, протягивает ледяные пальцы к огню. Его колени дрожат, а на лодыжках видны следы оков. Губы посинели от холода, щёки кажутся белее снега.

— Мерлин, — позвал мужчина, вставая рядом с юношей. Правитель готов был начать разговор по душам, но в комнату вошли две служанки.

— Милорд, простите за беспокойство, — шелестит одна из них, другая же проходит к столу и раскладывает на нём чистые ткани и свежую одежду, из пиры же достаёт флакончики с маслами. Потом снова возвращается к подруге, берёт кувшин с горячей водой и, поставив его на стол, откланивается.

Мужчина строго следит за девушками. Правителю не нравится их бесцеремонность — вход без разрешения, без поклонов, но наказывать их он не спешит, ибо боится спугнуть юного мага.

— Прикажите страже никого не впускать более, — приказывает он до того, как дверь успевает закрыться.

Повисает неловкая, томящая тишина. Лишь звук разбушевавшегося ветра рваной музыкой проникает в покои, ссорится с тишью, а потом снова удаляется восвояси.

— Садись, — с некой просьбой в голосе говорит мужчина, указывая рукой на кресло, в котором лежит волчья шкура. — Можешь укрыться шкурой, если всё ещё холодно.

— Что от меня нужно? — Мерлин делает вид, будто не услышал просьбы, и уже раскрывающийся дерзкий характер парня начинает мужчине нравиться, однако он продолжает указывать на кресло и смотреть на пленника своим твёрдым, требовательным взглядом тёмно-карих глаз.

Юноше приходится послушаться: ему не хочется, чтобы его били или мучили — тело и так болело после тяжёлых цепей, холодного подземелья и издевательств некоторых охранников. Всё было не так, как в Камелоте.
Сев в кресло, Мерлин, однако, вопреки предложению мужчины, откладывает в сторону тёплую накидку. Юноша скрещивает ноги вместе и старательно опускает край рубашки, скрывая обнажённые и худощавые бёдра.

— Слышал ли ты обо мне? Я Сенред, — мужчина скользнул по нему взглядом, будто оценивая хорошего скакуна для рыцарских состязаний.

Мерлин вначале мотает головой, но, мысленно прокрутив несколько раз прозвучавшее низким голосом имя, всё-таки вспоминает. О нём часто упоминал Утер с некой ненавистью и холодностью в голосе, будто старался одним упоминанием об этом человеке вызвать на него проклятие. Кроме магии и друидов, у Камелота был ещё один враг — Сенред. Ужасающая ненависть висела между ними, которая передалась и Артуру. Имя Сенреда вызывало гнев у принца, что часто настораживало Мерлина, и он, всегда внимательный и чуткий, молился, чтобы они никогда не столкнулись.

— А зачем я здесь? — Мерлин оглядывается, когда Сенред проходит к столу.

Взяв чистые ткани и кувшин, мужчина возвращается к юноше. Опустившись на колени, Сенред берёт лоскуток и окунает в воду. Мерлин смотрит на него с опаской: маг догадывается, что хочет сделать мужчина, однако боится даже дышать и, будучи жутко усталым, почти что не может сопротивляться.
Мокрая ткань проходит по его колену, нежными, массирующими движениями опускается к лодыжке, а потом и к ступне, проходит по пальцам, взывая странную дрожь и щекотку.

— У тебя гладкая кожа, — как приговор прозвучали слова мужчины, рассекая неловкость между ними.

Мерлин молчит. Возражать не имеет смысла, он вообще не видит никакого смысла в сложившейся ситуации. Сенред усмехается, невесомо касаясь чистого колена губами — юноша дёрнулся. Страх в нём начинает кипеть, будоража воображение и заставляя дрожать от холодных мурашек, бегущих по позвоночнику.
Погрузив новый кусок ткани в кувшин, Сенред бережно поднял левую ногу Мерлина. Закончив с ней, он снова коснулся его колена, и, наконец, юноша затрепетал, подобно бабочке на цветке: его щёки налились румянцем, а в глазах возникло смущение, он подтянул к подбородку колени, хватая руками ноги. Сенред был доволен — столько эмоций, новых, странных, приятных, которые невозможно было вызвать в Моргаузе. Женщина эта хоть и была прекрасней роз, хоть и дурманила лучше всякой выпивки, но её красота была взрослой, осознанной, она умела пользоваться взглядом, словом, могла как ранить, так и исцелить одним касанием или жестом, а мальчишка… В нём пылала развращённая ожиданием невинность, которую хотелось стереть, сломать, измучить. Юноша словно раннее утро — свеж, чувственен, красочен.

— Ты голоден? — Сенред уходит за маслами.
— Нет, — чуть подумав, отвечает Мерлин.
— Я два раза спрашивать не буду, Мерлин, — тихий смешок.
— Нет, я не голоден.

Сенред в предвкушении облизывает губы, возбуждение начинает просыпаться в нём диким зверем, и он готов действовать грубо и резко.
Мужчина оставляет флакончики с маслами на постели, сам же, долго не раздумывая, подходит к Мерлину — берёт его на руки, как маленькую принцессу, однако в хватке его ощущается жёсткость, что пугает юношу, ускоряя сердцебиение. Мерлин пытается выскользнуть из крепких объятий, но руки воина пресекают его попытки, заставляя замереть.

— Тише, — хрипит Сенред, отпуская мага на подушки. — Тебе нужно отдохнуть.
— Если тебе нужна информация, то я ничего не знаю. Я лишь слуга, отпусти меня, — проскальзывающие нотки паники разжигают в мужчине желание поиграть — долго, со вкусом, немного жестоко, немного пошло. Но играть — так, как не играл ни с кем.

Скинув сапоги, Сенред забрался на постель: всё ещё прохладная, она неприятно кольнула босые ноги.

По телу пробегает холодок лишь от одной мысли, что мужчина дотронется до него. Еле отогревшиеся пальцы вновь леденеют. Мерлин сглатывает, думая, как можно избежать всех этих действий, однако, каким бы плачевным не было его состояние, на ум ничего не приходит. Магией же пользоваться он не мог — разоблачив себя перед Сенредом, он разоблачит себя перед Артуром. Впрочем, даже если юноше посчастливится что-то сделать с Сенредом, то убежать он не сможет. Полуголый, невесть где, а за окном бушует сильный ветер и моросит мелкий, игольчатый дождь. Ещё охрана и, возможно, Моргауза, которая ждёт информацию, заполученную от слуги, придумывая новые ужасающие планы по уничтожению Камелота.
И от осознания своей беспомощности Мерлин почти что плакал, горячие слёзы застилали глаза пеленой отчаяния.

Взяв один пузырёк с янтарного цвета жидкостью, Сенред вынимает пробку и роняет на ладонь несколько капель приятно пахнущей субстанции.

— Синяки быстро пройдут, — пояснив свои действия, мужчина начинает нежно растирать ноги юноши. Движимый соблазном, Сенред мягко проводит по стопам мага, медленно поднимаясь к коленям, становясь всё ближе к пленнику, удобно умещаясь между его ног. Добавив ещё ароматического и лечебного масла, мужчина растирает уже бёдра юноши — внутренняя сторона очень тёплая и приятная, а бока холодные, поэтому Сенред начинает массировать их, приятно согревая.

— Слуги не привыкли к ласкам, — говорит Сенред, приподнимая рубаху пленника. — Вы боитесь своих господ больше, чем смерти, — он опускает голову к мягкому животу, проводит по нему языком, вызывая глухой и полный удивления выдох. — Ты такой же запуганный, как все остальные. Но поверь, все мои касания лишь будут дразнить тебя, чтобы ты просил большего, — Сенред тянет мага на себя, всматривается в его наполненные слезами глаза — протягивает руку к бледному лицу, любовно гладя подбородок, щёки. Мерлин чуть расслабляется, и крупные слезинки скатываются вниз, по вискам, запутываются в волосах, исчезают.
— Я мужчина, — дрожащим голосом молвит маг, стараясь приподняться на больших подушках.
— Это не помеха, — Сенред склоняется близко-близко, его дыхание острыми иглами впивается в кожу, тёмные глаза пытают красноречием, и Мерлин, догадываясь и понимая, что тот хочет ему сказать — стыдится. Покрывается красными пятнами, чувствуя, как возбуждённое достоинство мучителя упирается между его ягодицами, как пальцами тот ласкает его рот, иногда надавливая большим пальцем на нижнюю губу и проникая внутрь, нежа язык.

Не успевая и моргнуть, юноша ощущает, как требовательные ладони скользят по его паху. Пытаясь отпихнуть от себя Сенреда, Мерлин вскрикивает, в ответ же получает лишь усмешку. Юноша сжимает губы, пытается найти что-то поблизости, чем можно ударить мужчину, но ничего не видит, кроме тёмной фигуры, нависающей над ним.
Сенред стискивает руки Мерлина, боясь, что тот начнёт драться — Мерлин охает. Сильная хватка оставляет на чувствительной коже красные следы, и юноша думает, что скажет Артур, если увидит их. Не успевая толком вспомнить своего смеющегося принца, Мерлин задыхается, когда в него водят два пальца: скользкие от масла, они с лёгкостью проникают в него, разводя мягкие стенки ануса.

— Не надо, — шипит Мерлин, кусая губы, и как нарочито в голове вспыхивает Артур, мило беседующий с Гвен.
— Хранишь верность хозяину? — смешок, а пальцы начинают двигаться внутри, а в ярком воображении Гвен касается принца, смеётся и почти что обнимает.

Юноша пытается свести ноги вместе, но не получается — Сенред отводит в сторону левую ногу, опираясь всей силой на хрупкое колено.
Артур посылает воздушный поцелуй, а потом замечает Мерлина, сидящего подле конюшни. Принц подмигивает в знак приветствия и снова переключается на служанку, старательно флиртуя с ней.

— Не будешь слушаться — будет больно, — предупреждает Сенред, приподнимая щиколотку мага и целуя внутреннюю сторону коленки.

Мерлин прижимает руки ко рту, стараясь не издавать звуков. Кусает губы, почти в кровь, но решает, что ни плакать, ни кричать не будет. Если такова его судьба, если такова будет его помощь Артуру — он вытерпит. Вытерпит всё до последнего, даже если в самом конце не он будет держать руку будущего короля, а Гвен. Вытерпит, даже если нет шанса на возвращение в Камелот. Ведь он, Мерлин, есть судьба Артура, та часть судьбы, с помощью которой Артур станет великим правителем. Вытерпит, потому что… потому что всегда терпел.
Постепенно привыкший к ощущениям внизу живота, к мозолистым пальцам внутри, юноша начинает ровно дышать. Однако не успевает он обрадоваться мысли, что всё закончилось, как ощущение, что в него вторгаются вновь, заливает страхом всё тело. Твёрдый, изнурённый возбуждением член входит в него медленно, доставляя мужчине удовольствие, что срывается с его губ хриплыми стонами. Притянув Мерлина ближе к себе, Сенред, прикрыв глаза, начинает двигаться. Юноша приходит в ужас, закрыв лицо руками, пытается отвернуться, но мужчина обнимает его, опаляя шею жарким дыханием. Сенред уверен, что это доставит пленнику удовольствие, однако Мерлина пробирает внутренний озноб.

— Расслабься же, — молвит Сенред, покрывая мелкими поцелуями аккуратные плечи.

Мерлин всхлипывает, когда движения Сенреда становятся резкими и глубокими. Юноша чувствует, как его тело трётся о тело врага, как член насильника пульсирует внутри него, рвано движется, толкаясь глубже, сильнее, как жёсткие губы проводят дорожки поцелуев по плечам и лицу, как горячий язык ласкает его губы, пытаясь проникнуть внутрь.

Сенред стонет, стискивая в объятиях Мерлина, неумолимо сжимая его локти, оставляя багровые следы и ссадины. Он хрипит от сладкого ощущения хрупкого тела и от касающихся его тела сосков юноши. Когда пик обрушивается на него развратным шквалом, Сенред вталкивается в Мерлина с ожесточённой силой, изливаясь внутри.

Накрывая юношу одеялом, Сенред несколько минут сидит неподвижно, переводя дыхание, восстанавливая силы, потом поднимает свою одежду, натягивает разношенные сапоги и, хватая волчью шкуру, выходит из покоев.

Мерлина знобит. Перед глазами же всё ещё стоит картина целующихся Гвен и Артура. Он готов зареветь в голос, но зная, что это обрадует его мучителя — молчит. Сердце находится в жуткой агонии, терзается и разрывается от беспомощности и безвыходности.

— Никого не впускать и не выпускать, — приказывает Сенред страже. Мужчина замечает странный блеск в глазах своих людей, что ему не нравится и, обратив на это должное внимание, он решает поменять эту пару. — Через час я пришлю других парней. Тогда будете свободны.

Получив в ответ кивок и «есть, сир», Сенред направился к Моргаузе.

В комнате перемешались все запахи, а в окно всё так же бился ветер. Мерлин вытер дорожки слёз, но подняться так и не решился — по его ногам стекала сперма Сенреда, от одной этой мысли становилось дурно, а увидеть эту картину юноша не решался. Нависавший же над ним букет из похоти, лечебных масел и вины не давал покоя. Теперь о возвращении в Камелот не могло быть и речи, хоть маг и лелеял надежды, что сам Артур придёт его спасти.

Глубокая ночь, наконец, успокоила ветер. Тускло-серые лучи тянулись из окна к ложу, к полусонному Мерлину. Будто хотели утешить обессиленного от горя и мучений мага.

— Артур…

@темы: Яой/слэш, Izu, Merlin

---

"Июль"

[Фоернутый меломан]

Название: "Июль"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: Юноша, Маковка, Петька Недюжин, г. Карасики
Жанры: Повседневность, POV, AU, толика юмора
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Не хочу покидать созданный мною же городок Карасики. Так что вот, прилетело в голову)

Первый текст про жителей Карасиков

– Маковка, ну будь умницей, давай свадьбу в июле сыграем!

Марья Константиновна на мои просьбы только качала головой. Упрямая, отчасти даже суровая бабёнка именно этим своим упрямством когда-то пленила моё невинное, тронутое только котом Вафлей, сердце.

– Почему в июле, дорогой мой? Почему не в мае, например?

– Потому... Потому... Ай, балда, давай расскажу, почему.

Я уселся с ней на лавку, помял в руках платочек с инициалами Е.К. и стал рассказывать, делая загадочные, как мне казалось, паузы и бессовестно наслаждаясь собственным красноречием.

***

Июль 19** года выдался замечательным. На нагретых солнцем камнях можно было легко жарить яичницу, а колодезная вода ценилась на вес золота. Жители Карасиков едва не помирали от духоты, но продолжали активно ругаться, работать, и, естественно, напиваться каждую пятницу. Как раз в одну из таких пятниц, известных народу как питницы, и случилось моё знакомство с Петькой Недюжиным.

Он, Пётр Всеволодович, чудным был малым. И причина крылась в том, что он вечно умудрялся вляпаться в какие-нибудь переделки: не проходило и суток, как появлялись новые слухи об его очередном подвиге или похождении. В них, конечно, никто особо не верил, но почесать языками – кто откажется? Вот так и заработал себе Петька славу: практически во всех сплетнях и разговорах неизменно всплывало его величественное, известное всем горожанам имя. Однако я, подобно большинству жителей, не был знаком с ним лично, что было весьма и весьма прискорбно.

В ту пятницу, часиков так в девять вечера, я возвращался домой после визита к хорошей девочке Маше. На улицах уже зажигались фонари, пусть было относительно светло, во дворах заседали заправские пьяницы, празднуя конец недели, в общем, это был вполне типичный вечер в Карасиках. По крайней мере, я так думал, пока на меня кто-то не налетел и буквально сбил с ног.

– Эй, смотри, куда прёшь, пьяная рожа, – начал было возмущаться я, но тут на мой рот легла чья-то ладонь. От неё вкусно пахло яблоками, так что совершенно ужасной мою ситуацию назвать было нельзя.

– Да тише ты, трезвый выродок, – весьма спокойно отреагировал незнакомец, и я чуть не задохнулся от возмущения. В то же время я сделал логичное умозаключение, что напавший на меня человек явно не в алкогольном опьянении. – А теперь давай поднимемся, спокойно вздохнём и...

– Вот он!! Милуется с какой-то бабой!! Лови его! – Раздались громкие голоса где-то позади, и не успел я вновь повозмущаться уже по поводу «какой-то бабы», как меня подняли на ноги и потащили в сторону.

– Да беги ты уже, мужика кусок, иначе пропадём! – Мой внезапный спутник столь же внезапно проявил ко мне некую заботу, так что мне осталось только бежать за ним, молясь, чтобы это всё не затянулось до полуночи или даже до утра. Всё-таки моя душа требовала сна, а не каких-то там приключений.

Остановились мы только через минут пятнадцать, когда оба уже были не в состоянии дышать. Похоже, что его... нет, наши преследователи остановились по той же причине намного раньше, потому я с облегчением ощутил полную безопасность. И, прислонившись к серой стене какого-то дома, я, наконец, смог рассмотреть своего нового знакомого целиком.

Если честно, то я ожидал увидеть матерого, небритого, полного брутальности криминала, но вместо него моему взгляду предстал коренастый бойкий паренек, деловито отряхивающий чёрные штанишки. Возраста он был примерно моего, то есть, лет девятнадцать-двадцать ему уже стукнуло, и из-за этого мне стало намного легче – можно не выпендриваться и не строить из себя ярого блюстителя законов.

– И от кого бежим? Точнее, бежали? – Поинтересовался я, придав голосу отчасти житейский тон. В самом деле, со свояком разговаривать куда проще.

– Тут такое дело, – парень откашлялся в ладонь и через миг её же протянул мне в знак приветствия. – Пётр Всеволодович Недюжин, можно просто Петька.

Сказать, что я был шокирован, значит, не сказать ничего. Вообще люди, которые представляются полным именем-отчеством при знакомстве, всегда были мне немного не по душе. А этот экземпляр так вообще: после подробного разоблачения личности ещё и сказал, как можно звать его кратко... Чудак, но чудак, надо сказать, к себе располагающий. Может, «ёжиком» на голове, может, искренней улыбкой... В общем, поломавшись, я всё-таки тронул его руку, умело скрывая брезгливость.

– Прости, что уронил, но вообще смотреть надо, куда идёшь, – подметил он, когда я представился. Я хотел было добавить, что вообще смотреть надо, куда бежишь, но промолчал, припомнив, что передо мной стоит известный в Карасиках авантюрист. – Хочешь, расскажу, что происходит?

Петька произнёс это с таким заговорщическим видом, что мне стало одновременно интересно и как-то не по себе. Даже фамильярность, на которую уже перешёл Недюжин, не вызвала столь сильных эмоций, и я лишь растерянно пожал плечами, не уверенный, что мне оно вообще нужно.

– Лады, слухай сюда, – парень притянул меня к себе поближе, в спасительную мглу переулка. – Влип я по самые гланды в одно дельце, о котором по идее говорить не стоит, мало ли... Но тебе я расскажу.

Я хотел было сказать, что не стоит меня посвящать в какие-то приключения и делать своим соучастником, однако любопытство – то самое врождённое любопытство, которым восхищался мой папаша и которому ужасалась моя матушка, - как всегда, затмило мой разум. Недюжин это, разумеется, прочувствовал и с долей торжественности откашлялся.

– Только ты это, учти, что это секрет. – Я кивнул, и он сразу продолжил. – Шёл я, значит, по улице, никого не трогаю, и тут оба-на – стиляжка идёт! Ты же знаешь, кто такие стиляжки?

Конечно, я знал. Когда запреты на всякие яркие брючки и заколочки снялись, поток заграничных безделушек и одежды хлынул во все города. Карасики не стали исключением, так что стиляжек у нас было предостаточно. Как по мне, странная у них была мода: попугаи попугаями, ничего толкового и по-настоящему красивого. Разве что Маковка умела вещи сочетать, да и то...

– Так вот, – продолжил Петька, не обратив внимания на моё молчание, – стиляжка тот был совсем застиляжкой. И мне только при одном взгляде на него захотелось ему врезать, ну просто по-мужски, ты же понимаешь...

Я понимал. Порой мне самому порой хотелось врезать очередному павлину, который походил скорее на крашеную общипанную курицу, чем на нормального, Карасиковского мужика. А нормальный Карасиковский мужик – обычный, скромный, умеющий махать кулаками крепкий мужик, живущий, собственно, в Карасиках.

– Дважды я думать не привык – надо желания осуществлять незамедлительно, – и подошёл к стиляжке. Ох какой это был застиляжка: волосня напомажена, губы напомажены, я б не удивился, будь у него пипка напомажена! Он, значит, попереминался с ноги на ногу, а потом спрашивает: «Тебе чё надо?»...

Тут я не выдержал и засмеялся. У Недюжина был явный талант к пересказу разных историй, особенно, с его диалектом, и мне захотелось послушать обо всех его переделках от него самого. В голове даже мелькнула мысль, что если бы Петька написал о себе книгу, она бы разошлась миллионными тиражами... Пока я миролюбиво оправдывал свой смех и воображал себе застиляжку с напомаженной пипкой, Петр Всеволодович достал платочек из кармана, промокнул лоб и поправил майку.

– Я так прямо и говорю: «Иди-ка сюда, макияжик поправлю». Ну а что, плохо что ли бесплатно мужиком стать? Стиляжка засуетился, занервничал, а потом как рванул в переулок! – Петька развёл руками, выражая глубокое разочарование. – Вот нынче какие все пошли, даже не подраться толком.

– А что потом? – Моё любопытство понравилось Недюжину, и он с воодушевлением продолжил.

– Я поскакал за ним – желание ж, куда от него деться. Однако я не учёл, что в переулках не только стиляжки по углам жмякаются, но ещё и пьяницы шатаются... И налетел я, значит, на тех здоровяков. Они повернулись, покряхтели... Опять «Тебе чё надо?» и потом побежал уже я. Ну, а там на тебя напоролся, вот...

С минуту я стоял как истукан, думая, в чём же заключается невероятное приключение великого чудака Петьки Недюжина. Придраться к стиляжке, напороться на пьянчуг и налететь на студента?..

– Слушай, ты это... Это всё?

– А ты от меня «Войны и мира» ждал? Ишь ты, вот все вы не цените того, что сейчас происходит, всё вам эпичность да муки подавай... – Словно обидевшись на меня, Петька хмыкнул и зашагал в сторону, более не выражая никакого интереса к моей личности. – Нет бы хоть раз кто посочувствовал, какой Петька бедолага, какой Петька зайка... Нет же, «Это всё»?

Он бурчал, не переставая, шагая совершенно в другую сторону, но я вовсе и не спешил его догонять. Необычная симпатия волной захлестнула мою прежнюю досаду, и я понял, почему жители Карасиков так любят о нём разговаривать. Ведь он, Недюжин, вдыхает жизнь в самые непримечательные события, умеет рассказать так, что начинаешь сопереживать и даже раззадориваться.

Я пошёл домой только спустя пять минут, когда силуэт авантюриста-рассказчика полностью растаял в тенях невысоких домов. Про себя я уже решил, что завтра же пущу очередную историю о Петьке в разговоры, а пока... Пока я просто довольствовался пахнущим липой мягким июлем.

***

– А как наша свадьба-то связана с этим Недюжиным!?

Маковка вернула меня из воспоминаний на землю, в современные Карасики, и гневно смотрела на меня, ожидая объяснений. Я поёжился, поколебался...

– Так я надеюсь, что в июле, в день нашей свадьбы, он снова на меня налетит и снова расскажет какую-нибудь байку. Это же очевидно для него – как не побывать на чей-то халявной свадьбе?

– Знаешь что... Ты невыносим.

– Ты тоже. Но свадьба в июле... Хорошо?


19.01.2013

@темы: Мело, Ориджинал

---

За двумя личностями

[Kodokuna sakka]

Что же, настало время сказать, что ИзуМелыч также попробовали работать в соавторстве под общим никнеймом - Shiratori. И они рады представить свой первый результат совместной деятельности - "За двумя личностями". (Как символично, кстати)) Приятного чтения!

Название: За двумя личностями
Автор: Shiratori
Бета: Jack .
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: Рюдзи Ито/Яно Йошиюки
Рейтинг: R
Жанры: Слэш (яой), Ангст, Психология, Повседневность, Hurt/comfort, ER (Established Relationship)
Размер: Миди
Описание: "... надеюсь, чай в чашке твоего любимого человека будет горячим, когда ты будешь читать моё короткое письмо".
Размещение: Только с разрешения автора.
Статус: Завершён
От автора: Канаши* - означает печальный.

Глава 1.

Дотронуться до гладкой кожи, пройтись пальцами по мягким тёмно-каштановым волосам, обнять. Вдохнуть тонкий и глубокий аромат терпкого кофе, белого мела и старых книг. Снять очки, чтобы вглядеться в чёрные омуты и начать задыхаться от волнения. Обнять крепче, ещё крепче, чтобы больше не отпустить. Не отпускать, коснуться губами губ, подарить дорожку мелких поцелуев, спуститься к шее и… проснуться. Вынырнуть из сладкого сна, разорвать лживую вуаль, в которую закутано сердце. Ведь страсть угасла под напором реальности, оставив рядом лишь пустую кровать, где несколько часов назад лежал любимый человек.

Любимый... Рюдзи Ито никогда не любил профессию Яно Йошиюки, так как из-за неё его утро всегда было одинокое и холодное. Даже противное, как остывший горячий шоколад. Но что есть, то есть, ничего не изменить, и сейчас он, лёжа на просторной постели, в очередной раз мучился тяжёлым и одновременно сладким возбуждением. Мучился и лихорадочно ждал, когда истома, вызванная таким нежно-эротичным сном, хоть немного спадёт с его напряжённого тела. В мыслях же мужчины, как назло, всплывали самые откровенные воспоминания, связанные с возлюбленным, который в эту минуту уже вел третий урок. Кареглазый, тёмноволосый... Рюдзи бы всё отдал, чтобы вновь сидеть за партой в классе, где Яно рассказывает про писателей и читает вслух любовные сонеты. Такие, какие читают наивным девушкам влюблённые в них романтики... Низ живота в нетерпении заныл, и он, уже не в силах держаться, ушёл в ванную, чтобы там, под прохладной водой, успокоить себя и своё тело.

Спустя полчаса Ито уже шёл к компании, на которую работал. «Тоширо» всегда славилась своими адвокатами, а уж Рюдзи, удачно закрывший несколько десятков дел, был её настоящей гордостью. На него засматривались бывшие клиентки, о нём мечтали конкуренты, а про его талант и острое чувство правосудия ходили слухи не только в Токио, но и по целой Японии. Идеал, как может показаться на первый взгляд, но как бы ни так. Рюдзи, успешный карьерист, был готов отдать всё, только бы вернуть прежние отношения со своим любимым, которые постепенно угасали. Уже не было утренних поцелуев, прогулок по вечерним, освещённым фонарями улицам. Вместо них – неловкое молчание и обещание, что скоро всё будет так, как раньше. Но Ито перестал в это верить через два месяца одиноких пробуждений, холодного обеда и вечной занятости Яно.

Пройдя в свой офис, Рюдзи попросил у секретаря чашку горячего кофе. Работы пока не было, лишь гора макулатуры, которую нужно было разобрать, и сдача двух-трёх отчётов за последние его успешные дела. Ито не спешил, будто совсем позабыл о делах, просто его мысли были заняты Йошиюки, который, несомненно, читал Нацумэ Сосэки всему классу. Тихий и глубокий голос Яно заставлял вслушиваться каждого, гипнотизировал, похищая в странный и необъятный мир литературы. Рюдзи всё ещё помнил, как после их знакомства каждым субботним вечером он приходил к Йошиюки домой, и тот, сидя на полу и обнимая коленями подушку, вслух читал «Сердце» Сосэки. Потом были «Шахтёр», «Ваш покорный слуга кот», «Мальчуган», «Сансиро», «Врата», и так до конца. Он читал всё, читал вслух, и каждое слово, казалось, забиралось в сердце юного адвоката-стажёра. Ито проводил ночи у Яно дома, вслушиваясь в его тихое чтение, а после – в его тёплое дыхание и биение сердца.

- Ито-сан, Ваш кофе, - Негромкий ласковый голос секретаря вернул Рюдзи из воспоминаний в просторный кабинет, где на стенах висели разнообразные награды, а на столе был постоянный бардак из канцелярских принадлежностей, бумаг и мелочи, - С молоком и двумя ложками сахара, как Вы любите.

- Спасибо, Саю, - мужчина кивнул и немедля сделал глоток обжигающего напитка. Горячий, только что заваренный кофе весьма приободрил его и, наконец, напомнил, что сегодня рабочий день, – Каково моё расписание на сегодня?

- У Вас назначена встреча с господином Ханако, затем обед с господином Кэндзо... – После третьего пункта расписания Ито уже не слушал, а просто смотрел на своего секретаря. Скромно, но стильно одетая девушка всегда располагала его клиентов к себе, что там, сам Рюдзи порой успокаивался от бархатного тона её голоса. Вопреки своей простой работе, она была настоящим сокровищем, таким, что адвокат часто спрашивал у неё совета и всегда получал поддержку, причем, не только профессиональную, но и личную.

- Отлично, благодарю. Саю... – Рюдзи со вздохом подпёр голову рукой, наблюдая за релаксантом из металлических шариков на его столе. – Что бы ты сделала, если бы твои отношения с партнёром угасли?

- Ну... – Девушка, рыжеватые волосы которой были заколоты красивой бабочкой из сверкающих камней, задумалась, - Я бы зажгла их вновь, Ито-сан, поскольку до конца никакое чувство угаснуть не может.

- Не может? – задумчиво переспросил Рюдзи.

- Не может. Поверьте, всё наладится, ведь ни одна дорога не может быть до конца ровной, это нонсенс, - Саю чуть смутилась, ведь она не разбиралась в нетрадиционных отношениях, но, зная своего шефа, девушка была уверена, что всё опять пойдет гладко, только нужно время и терпение.

Когда секретарь покинул комнату, Рюдзи включил компьютер. Совсем недавно мужчина решил зарегистрироваться на сайте, где возможно общение с неординарными личностями. Что его побудило к такому поступку? Сам Ито не знал, да и не хотел думать об этом, просто наткнулся на рекламу сайта, решил открыть себе страничку и начать другую жизнь, отдалённую от тяжелой работы, от назойливых клиентов и от Яно. Как бы то ни было, но отношения изменились, и каждый раз, когда мужчина возвращался домой, в пустую комнату, сердце сжималось, а тем временем Яно сидел в учительской и писал какие-то доклады или составлял экзаменационные задания. Даже не звонил, не спрашивал, как у его молодого человека дела, что с его работой. Между ними образовалась толстая стена непонимания и тишины, которая всё чаще и чаще покрывалась слоями льда. Ито бы разорвал эти отношения, но не мог жить без Яно. Пусть даже редкие минуты встречи с Йошиюки, наполненные холодностью - они всё равно были драгоценными, важными и нужными, как воздух. Ито находился в ловушке своих чувств, поэтому не знал, что делать. Пытаясь вспомнить, с чего всё началось, когда их жизнь вместе, под одной крышей, стала будто бы, порознь, Рюдзи запутывался, ведь ничего не вспоминалось. И опять оставалось недопонимание ситуации – давя и руша все надежды.

Зайдя на свою страничку, Ито увидел новое сообщение. Человек, который написал ему письмо, был под именем Канаши*, а в его личных фотографиях была черно-белая картинка чашки чая. Больше никакой информации: ни возраста, ни места жительства, ни пола. Ничего. Лишь имя и чашка чая, которые и заинтриговали Ито, побуждая его к общению с незнакомцем. Само же его сообщение, выведенное чёрным шрифтом на светло-голубом фоне, было далеко не стандартным. Рюдзи с долей удивления перечитал предложения несколько раз и только через пять долгих минут начал писать ответ.

"Здравствуй, случайно попавшийся мне в он-лайне незнакомец. Сразу прошу у тебя прощения, ведь обо мне в личных данных нет ничего, кроме имени, впрочем, каюсь, даже имя моё – фальшивое и надуманное. Пишу же я тебе в отчаянии и одиночестве, которое несколько месяцев назад накрыло меня противной холодной волной. Мне просто нужно выговориться, а некому. Может быть, тебе это знакомо, а может, ты сочтёшь меня очередным виртуальным дураком, ищущим развлечений. Я не обижусь, если ты выберешь второй вариант, но очень обрадуюсь, если выберешь первый. Потому, пожалуйста, ответь мне, напиши хотя бы пару слов о том, что ты хочешь послушать меня, хочешь узнать и хочешь помочь. Или же о том, что больше никогда не напишешь на мой адрес в этой социальной сети. Тогда я не буду лелеять пустые надежды и начну искать кого-нибудь другого, всё-таки Интернет бесконечно велик.

С надеждой на ответ, Канаши".

***

Поздно вечером, когда на улицах уже зажигались фонари, Яно пришёл домой. Открыв дверь дубликатом ключей, сделанным для него Ито, он зашёл в квартиру и сразу включил свет в коридоре.

- Я дома... – Ответом на его негромкий голос послужила давящая на уши тишина. Уже привычная и не пугающая тишина.

Йошиюки со вздохом поставил тяжёлую от учебников и тетрадей сумку на пол и размял уставшие плечи. Сейчас он хотел бы, чтобы его плечи массировали руки Рюдзи. Чтобы он одновременно сильно и ласково провёл по его спине ладонями, надавил на определённые точки и вернулся к шее. Чтобы погладил нежную кожу немного огрубевшими пальцами, и затем подарил невинный, полный любви и заботы поцелуй. Такой сладкий, приятный... Яно, прикусив от досады губу, прислонился к стене и прикрыл глаза, к которым внезапно подступили жгучие слёзы. Он не понимал, что случилось, когда между ними пробежала чёрная кошка и забрала теплоту их отношений, оставив взамен немые укоры и невозможность просто быть рядом. В присутствии Ито он, Йошиюки, терял слова и краснел от любого прикосновения. Даже боялся, чего раньше никогда не было. Именно потому он теперь уходит в школу на час раньше, именно потому задерживается и не звонит, чтобы узнать, как дела. Именно потому...

Мысли Яно прервала вибрация телефона. Учитель средних классов с неким трепетом открыл сообщение, надеясь, что сейчас случится чудо. Какое-нибудь маленькое настоящее чудо. И правда - на экране высветилось извещение о новом письме на сайте, и спустя несколько минут ноутбук уже был включен, а письмо, до этого мерцающее в почте выделенной строкой, в нетерпении открыто.

"Здравствуй, пока не знакомый мне Канаши. Я назовусь Нацуо, чтобы сохранить анонимность и быть с тобой на равных. После того, как прочитал твоё сообщение, я внезапно понял, что нахожусь в похожей ситуации. На моей душе тяжело, на ней словно лежит груз, который никому не снять. Вернее, один человек может сделать это, но у меня с ним сейчас всё настолько сложно, что я терзаю самого себя в приступах одиночества. Мне некому это высказать, но я буду рад, если смогу помочь человеку в таком же положении. Потому можешь писать мне в любой момент, и я постараюсь ответить тебе как можно скорее. Надеюсь, ты ещё ждёшь моего ответа.

Нацуо."

Яно и не заметил, как на его губах расцвела улыбка, а в глазах появился блеск. Он перечитал письмо, а в душе будто взошло солнце. Кто-то решился помочь ему, решился не дать утонуть в своём одиночестве, и Йошиюки был благодарен своему будущему другу. Пока Яно писал ответ, за окном разбушевался ветер, ворвался в душную комнату и разбросал тонкие тетради и листовки по полу. Учитель негромко чертыхнулся, но не поднялся с места: он сосредоточенно писал Нацуо, мысленно рисуя образ собеседника. Картина выходила многообещающей, поскольку Яно не был уверен, какого пола Нацуо, однако он по какой-то причине представил себе огромное дерево – красный дуб – с зелёными глазами-пуговками и большой ладонью с пальцами-ветками, которую дерево-Нацуо так добродушно протягивает к нему. Рассмеявшись глупому воображению, Яно отправил письмо и отключил ноутбук.

После банных процедур Йошиюки разогрел себе вчерашний обед: карри и жареный салат. Сев на своё место за кухонным столом, Яно вздохнул. Ито не было. Ито всегда сидел перед ним, клал кусочки дайкона в его тарелку. Легко улыбался, наблюдая, как Яно ест его стряпню. Рассказывал о своей работе, а потом узнавал, что нового у Йошиюки. Семейная идиллия, гармония и спокойствие, но в один миг всё рухнуло. Из-за чего? Как? Яно не знал.

Есть расхотелось. Так и оставив недоеденный карри и нетронутый салат, он пошёл спать.

***

Вечер Ито, и так загруженного делами по самое горло, закончился весьма паршиво. Вначале один попавший под неудачный договор клиент отказался от его услуг, сразу после уехав далеко и надолго в другую страну. Затем коллега, адвокат с совсем маленьким стажем, устроил посиделки в честь своего дня рождения. Рюдзи никогда не был против этих самых посиделок, но в этот раз выпивка оказалась дешёвой, еда холодной, а сам именинник – не совсем вежливым и довольно скучным. Так что Ито, сославшись на усталость, быстро ретировался из круглосуточного бара и поехал домой в своём купленном на честно заработанные деньги автомобиле.

Сев в машину, мужчина устало откинулся на спинку сидения и по старой привычке осмотрел салон. У зеркала заднего вида как всегда болтался на веревочке какой-то сувенирный божок, который якобы несёт удачу на дорогах, рядом с ним висел ароматизатор в виде аппетитной дольки лимона, пахнущий почему-то хвоей... а на бардачке лежала зелёная плюшевая черепашка. Когда-то эту самодельную черепашку подарили Йошиюки его ученики на один из многочисленных школьных праздников. В тот вечер он, счастливый и довольный донельзя, сел рядом с Рюдзи в его автомобиль и протянул ему игрушку с очаровательной улыбкой. «Вещи, которые дети дарят со всей своей любовью и искренностью, оберегают лучше самых дорогих амулетов», - сказал Яно, и Ито поверил. С тех пор эта черепашка так и жила на бардачке, наблюдая за дорогой крупными глазами-бусинами. Но, обычно всегда радуя, в этот раз она омрачила настроение Рюдзи так, что он накрыл её попавшейся под руку свежей газетой и с кислым видом поехал домой.

Часы показывали без пятнадцати полночь, когда Ито зашёл в квартиру. Йошиюки точно был дома – его обувь стояла на подставке, а сумка почти бесформенной кожаной кучей расползлась по полу. Значит, завтра он отдыхает... Точно. Завтра – долгожданная суббота. И они проснутся рядом друг с другом, наконец, проснутся в одной постели и кто-то разбудит второго мягким утренним поцелуем... Рюдзи нахмурился и стянул с шеи тёмно-синий шарф. Последнее такое утро было слишком давно, чтобы повториться столь внезапно. Желудок мужчины в тишине неожиданно проурчал, отозвавшись на невкусный ужин в баре, и Ито, постаравшись выкинуть из головы воспоминания и мечты о прошлом, поплёлся на кухню.

"Доброго дня или вечера тебе, Нацуо. Ты не представляешь, как я обрадовался, увидев и позже прочитав твой светлый и лёгкий ответ. Мне нужны были такие слова, и теперь с моей души словно упал один из тех массивных камней, лежащих на ней. За это человеческое тебе спасибо. И, честно говоря, я хочу поблагодарить тебя уже за то, что ты в моей жизни появился. У меня возникло чувство, будто я знаю тебя уже очень давно, как родного. Хочется рассказывать тебе всё, что со мной происходит, а в ответ хочется слушать твои истории. Только не подумай, что я маньяк или ещё кто... Я просто чересчур долго был один, чтобы по-прежнему держать в себе все эмоции, сейчас мне хочется кричать о них, чтобы их услышали. Ты услышал. И дал совет – любой, самый жалкий и простой совет, который бы меня приободрил. Ведь человек, которого я люблю всем сердцем, этого сделать не может. Не знаю, почему, но не может. Он стал слишком далёк от меня, слишком отчуждён... Почти всё своё время он проводит в офисе, так что одинокими ночами, когда мне холодно, я в тоске обнимаю подушку и накрываюсь ещё одним одеялом. Знаешь, никогда не думал, что обнимать подушку так больно. Самое паршивое – я не знаю, что случилось. Мы не говорим, мы не видимся, мы... не существуем друг для друга".

В пепельницу упал пепел от сигареты, которой Ито затянулся при прочтении нового письма от не совсем знакомого пока Канаши. Читать дальше было сложно, даже немного боязно. Переживания за чужую судьбу по какой-то причине вытеснили личные тревоги, однако стыда у Рюдзи не появилось. Напротив, он осознал, что понимает собеседника и действительно хочет ему помочь. Пальцы легли на клавиатуру ноутбука, чай в чашке, принадлежащей Йошиюки, постепенно остывал, а крепкий сон вовсе расхотел приходить.

Ито печатал поначалу медленно, выбирая и пробуя каждое предложение на вкус, но постепенно слова полились друг за другом, будто он уже давно знал, что напишет, что расскажет. На этот раз письмо выходило неприлично большим, даже огромным. Рюдзи старался утешить Канаши, потом понять его, тем и себя самого.

Закончив с ответом, мужчина потянулся, усталость густым мёдом разлилась по телу. Закончив с банными процедурами, Ито, стараясь не шуметь, вошёл в спальню. Ночник со стороны Йошиюки был включён, а сам учитель крепко спал, прижав к щеке подушку.

- Идиот… - обречённо проговорил Рюдзи, выключив свет.

Тёплая рука легла на озябшее плечо, и сквозь дремоту Яно почувствовал нежность Рюдзи, по которой он так тосковал. Отпустив подушку, мужчина придвинулся ближе к любимому, обнял за сильную шею, и что-то прошептал. Невнятно, сам не поняв суть шуршащих, как осенняя листва, слов. А Рюдзи прислушался, будто хотел узнать тайну, что скрывали сладкие губы любимого, но он не услышал ни слова – только пустой шелест.

Спать рядом с Яно было невыносимо. В последнее время Ито приходил раньше него, поэтому и засыпал раньше, а сегодня всё получилось иначе, и Рюдзи разрывался на части от горячего дыхания, мягких волос на макушке, что касались его подбородка. Безумно хотелось вцепиться в Яно страстным поцелуем, сорвать с него одежду и почти изнасиловать, оставляя за собой красноватые следы укусов и засосов, чтобы напомнить Йошиюки о том, что он принадлежит лишь Ито. Хотелось ворваться в него, слиться в отчаянном танце вожделения и наполнить Йошиюки собой. Слушать его протяжные стоны, в которых слышатся имя Ито и слова любви. Да, чёрт возьми, Рюдзи готов был завыть, но эта неуместная сейчас идиллия, холодная лирика между ними не позволяла ему действовать. Ито задыхался от эмоций, но всё так же прижимал Яно к себе: бережно и заботливо.

***

Яно проснулся неожиданно, так ему поначалу показалось. За окном ещё было темно, солнце только-только рождалось, слабо протягивая свои лучи к небу. Несколько раз моргнув, чтобы привыкнуть к реальности, Йошиюки приподнялся на локтях. Рядом спокойно спал Рюдзи, и Яно, глупо смущаясь, не смог удержаться и прильнул к его губам. Ито не проснулся, хотя раньше пробуждался даже от лёгких касаний, после чего их утро постепенно превращалось в наполненное теплом и лаской начало дня. Затем был приятный аромат кофе, вкусный завтрак в постель и долгие, крепкие объятия. Йошиюки так захотел вновь повторить этот ритуал, что сейчас слегка отчаянно покусывал губы любимого человека, чувствуя, как от них пахнет сигаретами. Дорогими сигаретами, которые он часто курит, когда волнуется или нервничает... Яно провёл пальцами по щеке Рюдзи, едва ощутив жёсткую, немного колючую щетину. Вновь забыл побриться... Ему нравилось, когда Ито не брился. Когда его прикосновения были немного колкими и одновременно нежными.

- Почему ты не просыпаешься? – С затаенной обидой прошептал Йошиюки, поняв, что возлюбленный, даже если проснётся, не выдаст себя. Так и будет лежать с закрытыми глазами, чтобы потом, когда Яно встанет, обнять со спины и повалить обратно, на себя с довольным видом и счастливой улыбкой. Но нет, он всё-таки спит. Ровно выдыхает через приоткрытые губы, повернув голову вбок и накрыв своё тело тонким одеялом.

Поставить чайник, включить маленький кухонный телевизор, приготовить завтрак... Вся жизнь учителя последнее время состояла из алгоритмов, в которые нельзя включить что-то личное и что-то особенное. Всё было расписано по минутам, часам и дням – как уроки в его родной школе. Ученики не давали ему проходу с долгами, старшеклассницы писали любовные записки, педсовет советовался по поводу мероприятий... У Йошиюки не оставалось времени на себя, как и не оставалось времени для Ито. Порой ему казалось, что он открыл какой-то ящик Пандоры, выпустил все несчастья и теперь страдает из-за этого. Но что это за ящик был? Когда и как он открылся, выпустив из себя все страдания и голодное одиночество, которое поглощало всё на своём пути? Яно не знал, не догадывался и тихо сходил с ума.

У Йошиюки был выходной, поэтому, не зная, куда себя деть, мужчина сел за ноутбук. Открыл окошко своего почтового ящика и начал листать новые сообщения. Несколько рассылок, извещений, два школьных сочинения и одно расписание, и, среди всего этого, единственный ответ от Нацуо.

"Доброго вечера, а точнее ночи, Канаши. Честно говоря, такое чувство возникло и у меня. Думаю, что в нашем случае подойдёт словосочетание «родственные души». Думаю, что и выбрал ты меня не просто так.

Я понимаю твоё одиночество, оно угнетает меня не меньше. Мне ужасно страшно просыпаться каждый день в одиночестве и холоде. В душевном холоде. Это невозможно объяснить словами, но иногда у меня возникает ощущение, что я уже умер. И человек, который должен быть рядом, просто не замечает моё приведение. Я медленно, но верно становлюсь призраком в этой жизни. У тебя тоже так? Тот, кто нужен тебе больше жизни, тоже будто не замечает? И на работе я стал рассеянным, боюсь, что это повлияет на мою продуктивность. Может, знакомо?

А ты ссорился с этим человеком? Может, обидел его чем-то или он тебя? У меня такая же ситуация, только вот иногда получается застать его дома, но и это редкое удовольствие, молчаливое, колючее удовольствие. Я вот не думал, что смотреть на любимого человека будет больно. А видеть сны… Это просто смерть. Самая настоящая. Тебе снятся сны?

Кстати, вот сейчас я сижу, пишу тебе ответ, курю и пью чай из его чашки. Чай уже остыл, так что на вкус он горький. Надеюсь на твой быстрый ответ, Канаши-кун. Нацуо".

Яно вдохнул и выдохнул. Ещё раз перечитал письмо. Да, только Нацуо понимал его. Чай слишком горький на вкус, а постель ужасно холодная. А ответ бесстыдно длинный и жалобный, будто Яно плачет. Но ведь он и правда плачет.

Глава 2.

Лучи ещё сонного солнца прошлись по прохладному паркету, пробрались к кровати и забрались на спящего Ито, будто старались обнять его. Рюдзи поморщился, попытался отмахнуться от назойливого лучика, но в итоге проиграл и проснулся. Разомкнув тяжёлые веки, мужчина посмотрел в сторону – никого не было. Хоть и свободный день, но Яно почему-то нет. Что ж, Ито уже не привыкать; слишком привычным стало одиночество, даже родным, может быть, и роднее Яно.

Как-то отчаянно чертыхнувшись, Ито нехотя вылез из постели и направился в ванную. По пути заглянув в зеркало, он не остался довольным собой: под глазами залегли тени, на щеке красными пятнышками высыпала какая-то аллергия, волосы спутались... Определенно, ему стоило отдохнуть и перестать есть цитрусовые, которые ему вообще-то запретили ещё в детстве. Впрочем, Рюдзи никогда не обращал внимания на рекомендации врачей, а мандарины и апельсины просто повышали ему настроение своим вкусом и ароматом. Спустя миг, сделав выводы и мысленно обозвав себя «унылым меланхоликом», Ито печально улыбнулся и стянул пижамные штаны с бельём.

Пока обжигающие струи воды приятно ласкали его тело, он думал о многом. Об ушедшем невесть куда Яно, о нудной работе, о надоедливых коллегах, даже о вчерашней остывшей вермишели в пластиковой тарелке. Однако это «многое» постепенно свелось только к незнакомцу с сайта, который цеплялся за него, подобно утопающему. Пожалуй, лишь этим и был хорош Интернет – в нём довольно легко найти свой личный спасательный круг. Ито тряхнул мокрыми волосами, пугаясь странных ассоциаций, хотя находил их вполне достоверными. Он действительно хотел помочь незнакомому человеку, пусть сам тонул в этом жизненном океане и ничего неправильного или пугающего в этом не видел. Зато чувствовал необъяснимую нежность и желание не отвлекаться от разговоров с Канаши, даже на минуту. Желание вообще не выходить из сети.

"Здравствуй, Нацуо, одинокий странник, похожий на меня. Знаешь, после твоих писем я начинаю думать, что мир не так ужасен. Любую беду и правда можно с кем-то разделить, пусть в нашем случае бедой является одиночество. То самое: беспросветное, остывшее, расколотое... Но когда кто-то помогает с ним справиться, оно постепенно трескается и дает шанс жить дальше. Подобно ростку, что пробился сквозь промёрзшую землю. Вот примерно такие эмоции у меня появляются после твоих писем. Надеюсь, ты не посмеёшься над ними.

Что до человека... Мы не ссорились. Просто однажды перестали быть собой друг с другом. Обидел – может быть. Но я боюсь подойти к нему и сказать: «Прости меня за всё то, что я сделал». Вдруг он не поймет, удивится, или, что ещё хуже, рассмеётся мне в лицо. Не уверен, что он на такое способен, но такие страхи грызут меня всегда, когда я об этом думаю. Мне пора к психиатру, наверное.

А сны мне снятся. Иногда я вижу в них лето, иногда зиму. Чаще всего я вижу осень с разноцветными зонтами, жёлтыми листьями и проливными дождями. И самое страшное, что я там один. Мне не с кем разделить осенний ветер и некому красиво завязать шарф, чтобы он не спускался до земли... Раз за разом я оказываюсь один на аллеях, и раз за разом кого-то ищу..."

Душ оказался для Рюдзи хорошим лекарством: кожа посветлела, тёмные мешки под глазами почти пропали... Вот только трёхдневная щетина была явно лишней. Впрочем, мужчина лениво махнул на это рукой и зашагал на кухню, с которой уже давно тянуло чем-то вкусным. То ли яичницей, то ли омлетом - понять он не мог, однако тайно надеялся, что сейчас увидит Йошиюки в смешном фартуке на обнажённое стройное тело. Мило улыбнувшись, он подарит ему утренний поцелуй, заботливо усадит за стол, нальёт в чашку крепкий кофе, сядет на колени и станет кормить, как маленького ребёнка... И он, Ито, наконец, будет счастлив.

Но на кухне его встретила только одинокая турка на плитке, свёрнутая вдвое газета на столе и поджаренный бекон с тостами на белой тарелке.

"... надеюсь, чай в чашке твоего любимого человека будет горячим, когда ты будешь читать моё короткое письмо.

Хорошего тебе дня,
Канаши".


***

Яно не знал, почему он так рано убежал из квартиры в выходной день. Слёзы на его щеках уже высохли, сердце перестало биться как сумасшедшее, но перед глазами всё ещё плыли строки, которые он написал несколько минут назад. Были ли они откровенными? Нет. Были ли они наигранными? Нет. Были ли они настоящими?..

Йошиюки беспомощно сел на детскую качель. Как же давно он был ребёнком, чтобы можно было не думать о таких серьёзных вещах, как отношения. Отношения с Ито, отношения с самим собой, отношения с Нацуо... Яно захотелось взвыть от того, что не мог улыбнуться себе; так же легко, как прежде, обнять Ито и перестать общаться с Нацуо, попросту забыв пароль от своей почты. Слишком поздно и слишком безнадежно. Почему? Потому... Потому...

Закапал дождь. За шиворот Яно упало несколько холодных капель, после чего он поёжился и натянул на голову капюшон. Глупо было убегать в домашней одежде и в старых кедах, что пылились в ящике на нижней полке. Глупо было вообще плакать. А плакать из-за чего? Просто казалось, что ещё один шаг – и пропасть его проглотит. Нет спасения, и даже Нацуо, который так странно понимает его одиночество, в принципе не может помочь. Ведь они оба утопали в одиночестве: вместе, но отдельно. А чёртов Ито даже от хлопка входной двери не проснулся!..
Дождь усилился. Но Яно не смел шевелиться, боясь, что спугнёт хмурые тучи, боясь, что упустит ещё один взмах крыльев ветра. Ему было холодно, а одежда уже промокла, неприятно прилипая к телу.
Часто Йошиюки советовал своим ученикам говорить правду. Стараться не держать всё в себе, чтобы человек, который очень дорог и безгранично любим, не почувствовал себя ненужным и сирым и смог в нужный момент понять и согреть. Да, Яно советовал, но на деле сам своих советов не держался. И сейчас, под холодным дождём он сидит на детских качелях и глупо плачет. Плачет снова, потому что знает – ничего не изменится. Через час же или раньше, он вернётся домой, примет горячий душ, проверит почту и ляжет спать. А если вдруг Ито спросит, где он был, Яно что-то невнятно соврёт про магазин и некупленый маринованный имбирь.

Вечерело, дождь же постепенно прекратился. Яно негромко закашлялся, а потом неожиданно рассмеялся. Рядом прошла влюблённая парочка под красным зонтом с бежевыми кошками. Девушка что-то прошептала парню, настороженно посмотрев на Яно, но мужчина моментально посерьёзнел, встал с качелей и направился к выходу из парка.

Дверь в квартиру была открыта, что разозлило Йошиюки, но об этом он промолчал, войдя в дом тихо и наигранно спокойно.
Рюдзи сидел на диване, читал книгу.
- Я вернулся, - прошелестел синими губами Яно, снимая мокрые носки.
- Где ты был? – тихо спросил Ито, будто не хотел, чтобы его услышали.
- Ходил в магазин, за маринованным имбирём, - в голосе проскользнули нотки обиды, но Рюдзи этого не заметил.
- Я в душ.
- Я тебе чай приготовлю.

Съёжившись под струями горячей воды, сдирая мочалкой кожу, Яно сдавленным голосом напевал что-то из репертуара Гакта. В школе молодёжь, как ни странно, часто включала его песни. И на переменах чуть ли не во всех классах была группа девочек-фанаток, что слушали и кайфовали от его голоса. Яно не считал себя фанатом, но знал многие песни артиста и нежно любил их, чувствуя мистическую глубину лирики и магическую красоту музыки.

Одевшись и высушив волосы, Яно вышел из ванной. Пройдя на кухню, он увидел на столе большую чашку чая и тарелку с сухофруктами. А Ито не было. Вроде и заботился, но и не заботился одновременно. Это было до жути мерзкое ощущение. Достав свой личный ноутбук из чехла, Яно сел за стол. Подключившись к Интернету, он откусил кусок персика, после запив его чаем. Его ждало новое сообщение.
Читая, мужчине на мгновение показалось, что серые сны снятся Ито, поглощают его и пугают. Но это было всего на минуту, а потом опять появился образ дерева-Нацуо.

"Канаши, читая тебя, я чувствую не одиночество, а грусть. Долгую и мучительную грусть, будто бы тебя оставили одного на жизненной дороге. Маленький камень, что остался незамеченным. Прости, если мои слова обидят тебя.

Такие чувства обременяют и меня. Я сам не смогу подойти и сказать такие слова, хотя и считаю, что это важно. Что это нужно сделать как можно быстрее, пока положение не усугубилось. Я боюсь потерять свой последний шанс, и мне кажется, что больше я его не увижу. Страшнее всего то, что сегодня я не видел человека, что так нужен моему сердцу. Я даже не посчитал нужным позвонить и поговорить с ним, узнать, почему он ушёл или куда ушёл. Просто его нет – значит, нет, будто бы так всё должно и быть.

Сны не самое ужасное, что может с нами приключиться. Если сны можно отключить самовнушением, то реальность отключить мы не сможем. Но поверь, в итоге ты найдёшь в своём сне того, кому нужно поправить шарф.

Кстати, сегодня я заметил, что квартира стала больше, намного больше. И мне это не нравится. Так и хочется сказать: "Вернись уже… ". Но, сам понимаешь.

Не унывай, Канаши, попробуй улыбнуться, как сейчас пробую я.
Лживо-оптимистичный Нацуо".

Яно сдерживал слёзы, оглядывался, думая, что Ито следит за ним. Но никого рядом не было, а имя Нацуо вдруг загорелось зелёным.

***

Конечно, глупо было в такую слякоть идти из дома в соседнее кафе только для того, чтобы недолго посидеть на одном единственном сайте. Но ведь не мог Рюдзи сидеть дома и в открытую переписываться с незнакомым человеком, когда Йошиюки – в соседней комнате. Слишком ему было за это неудобно и даже совестно.
Нажав на кнопку рядом с уже заполненной автоматически формой логина и пароля, Ито сделал глоток кофе из пластикового стаканчика. С кружкой Яно он сравниться, разумеется, не мог, но горячий напиток выполнял свою функцию на ура: пальцы согрелись, в горле не першило, унылость кафе становилась не такой унылой... Мужчина едва не поперхнулся, увидев, что тот, кому он пришёл отправить письмо, сейчас онлайн. Прежде они никогда не пересекались тут в одно время, что показалось чем-то нереальным и невозможным. Раздался едва слышный сигнал входящего сообщения.

"Здравствуй, Нацуо. Ты здесь?"

Простые слова и простой смысл. Ито даже растерялся, привыкнув получать такие письма, в которых тонкими струнами трепещет сама душа его собеседника. Но, собравшись, он незамедлительно ответил.

"Добрый вечер, Канаши. Да, я здесь. Впервые мы встретились здесь в одно время".

Пишущий жёлтый карандашик, означающий набор сообщения, по какой-то причине успокоил Рюдзи. Ему даже стало тепло от мысли, что где-то там, за пеленой ливня, кто-то сидит с включённым ноутбуком и щёлкает по плоским клавишам, подобно ему.

"Я рад, что так получилось, потому что сейчас мне очень нужно с кем-то поговорить. Пожалуй, даже больше, чем когда-либо".

Тепло, только-только укутавшее Рюдзи, разом ушло куда-то под землю. Ему на смену пришли всё ещё капающие с его капюшона капли дождя, промокшие ботинки и запотевшие стёкла очков. Теперь он думал о том, что их одиночество так и остаётся одиночеством. Что они всегда будут спасать друг друга в этом необъятном кошмаре.

"Можешь говорить, я никуда не спешу".

***

Яно уже плакал. Но не от боли, не от тоски, а от облегчения, что с ним, запредельно одиноким, кто-то говорит. И пусть этот кто-то существует только в виде пикселей и пишущего карандаша – он это ценит. Ценит так, как больше, наверное, никто не может.

"Знаешь... Несколько минут назад я понял, что между мной и моим любимым человеком всё закончилось. Мы живём, но не любим. Дышим одним воздухом, но наши сердца не бьются друг для друга. Это похоже уже на обязанность... Он приготовил мне чай – я погладил ему костюм. Он расстелил постель – я заправил постель. Алгоритмы, всё на алгоритмах... Я устаю это делать, понимая, что так мы ничего не исправим. Я даже ощущаю себя роботом, которому задали программу, и он её исполняет. Беспрекословно, машинально, ответственно. И его я тоже вижу точно таким же роботом. Мне печально от этого, Нацуо, я не хочу больше жить так. Я хочу любить и быть любимым, как бы эгоистично это не звучало, но, наверное, с ним мне уже этого не получить".

Отправив сообщение, Йошиюки внезапно испугался: слишком много личного он сказал в этом письме, пусть вероятность того, что за экраном монитора сидит знакомый ему человек, крайне мала. В панике он начал жать в руках персик, из которого уже потёк сладкий и липкий сок, а карандашик мигал и мигал... Словно его собеседник писал, затем стирал написанное и печатал снова...

***

Перечитав несколько раз сообщение, Рюдзи будто задохнулся вдруг ставшим ужасно ледяным воздухом. Рядом прошла официантка в чёрном фартуке и в красных кедах, и Ито, остановив её, попросил ещё одну чашку чая.

"Увы, понимание приходит неожиданно. Я часто задумывался о том, а стоит ли продолжать жизнь с человеком, который больше взаимностью не отвечает? Но в итоге сам себе отвечал, что со временем всё вернётся на свои места. Знаю, это глупо – заниматься самообманом. Но что поделать?
Канаши, сможешь ли ты бросить человека, которого так сильно любишь?"

Не успел Рюдзи нажать на «отправить», как в его окошке всплыло новое сообщение. В тот же момент подошла официантка. Мило улыбнувшись, она поставила чашку чая на стол и удалилась, почувствовав, что посетитель больше ничего не попросит.
Ито захотел уже удалить отправленное им только что сообщение, но заметил, как Нацуо начал читать. Судорожно выдохнув, Рюдзи приступил к новому отрывку одиночества.

"Смешно. У меня за окном вечер, такой же вечер, как всегда. Но такой апатичный вечер, как если бы гора Фудзи стала на несколько метров меньше. Сейчас мне хочется плакать, скорее даже реветь, но я уже плакал. Поэтому больше не могу позволить себе проронить и слезинки. Я, взрослый человек, так глупо плакал весь день, поступал, как школьница. И сегодня я убежал из дома, как бы странно это не звучало в мои-то годы. Но я убежал, попал под ливень и так просидел в парке, на холодных качелях, плача и думая, как могу всё изменить. Но в голову ничего не приходило и не пришло. Только сильно хотелось, чтобы тот к кому я так тянусь, пришёл за мной. Пришёл и забрал…
Сейчас я от всего сердца желаю, чтобы ты никогда не попал в такую ситуацию, когда и погода играет с твоими чувствами. И, кажется, что уличные коты насмехаются над твоей бездарностью. Мои руки до сих пор ледяные…"

Внезапный холод резко сменился жаром. Сердце Ито застучало, как бешеное, а руки сжались в кулаки – адвокат занервничал так, как не нервничал последние несколько лет. Ему, взрослому мужчине, стало страшно, словно он был маленьким ребёнком.
Пытаясь успокоиться, он, не думая, глотнул горячий чай и тут же замахал ладонью. Напиток был слишком горячим, таким, что ладонь и язык словно загорелись.

"Это не может быть Яно".

Мысль об этом отчаянно билась в его мозгу и так же отчаянно таяла, когда он спешно, дрожа, перечитывал сообщения Канаши. Да, да, да... Это ведь он, Рюдзи, готовил ему чай и стелил постель, в ответ получая выглаженные костюмы с накрахмаленными рубашками. Это ведь он, Ито, не пришёл тогда к нему, не пришёл к качелям и в опостылевшее одиночество. Это ведь он, идиот, сейчас сидит в кафе напротив собственного дома и успокаивает своего чужого Йошиюки!..

Дождь усилился. Официантки жаловались друг другу на грязный мокрый пол. Назвавшийся в сети Нацуо сидел за столиком, закрыв лицо ладонями и игнорируя входящее сообщение.

Глава 3.

"Эй, Нацуо, ты здесь?"

Йошиюки ещё раз перезагрузил страницу, но ответа так и не пришло, хоть Нацуо и был в сети. Он хотел ещё раз написать ему, но в итоге отправил «Спокойной ночи», сам же вышел из сети, успокаивая себя тем, что ничего плохого с Нацуо не случилось. Или что Нацуо не начал его игнорировать, решив, что Канаши не тот человек, который ему нужен для общения.

Вздохнув, Яно вымыл чашку, а тарелку с сухофруктами поставил в холодильник, после чего отправился чистить зубы. В спальню возвращаться не хотелось. Он не понимал, чего точно боялся: встречи с Ито или отсутствия Ито в постели. Так или иначе, сердце всё ещё ныло, как бы говоря, что не собирается заживать.

Когда Яно вошёл в спальню, он понял, что больше всего на свете боялся увидеть пустую кровать. Боялся почувствовать на коже холодный воздух и холодные накрахмаленные простыни, ведь Ито не было, он не успел наполнить комнату собой: своим дыханием, своей теплотой.

- Почему?.. – слетело с губ, совсем неосознанно, будто такого никогда и ни при каких обстоятельствах не должно было случиться.

Обессиленно сев на постели, Яно закрыл лицо руками. Безумно хотелось погрузиться в темноту, во мрак, где нет никого и ничего. Где всё спокойно, где нет нужды в цветах, в ощущениях, в словах или звуках, в тепле или холоде, где ничего не нужно. Просто чёрное пространство, где есть всё и одновременно ничего. И это ничего вдруг начало затапливаться слезами. Может быть горькими и горячими, но Яно казалось, что из глаз выкатывались льдинки. Режуще кожу, бьющиеся о ладони льдинки.

- Дурак, дурак… - повторял он, кусая губы, не в силах остановить слёзы. При этом не понимая, кто именно дурак. Он, сходящий с ума от одиночества, или Ито, так резко ушедший из его жизни.

По ладоням Яно, наконец, потекли солёные, тёплые слезы.

***

"Нет, Нацуо здесь нет".

В первый миг Рюдзи действительно хотел написать именно это. Курсор мерцал после острых правдивых слов, чай остывал в чашке, в голове роились путаные мысли. Но спустя какой-то жалкий миг он нажал на backspace, и в поле для сообщений не осталось ни одной буквы. Ни одной правды. Он просто уйдет, точнее, просто придёт к Канаши наяву, а не в виде пикселей и монотонного стука клавиш. Оставив под блюдцем помятую купюру, Ито поднялся и накинул на плечи пальто. Затем, улыбнувшись официантке и сунув сумку с ноутбуком под мышку, вышел и зашагал к дому, даже не прикрывая голову от проливного дождя.

Когда он открывал дверь квартиры, в нём, как в дереве сакуры, цвела уверенность. Он хотел зайти, пройти мокрыми ботинками по паркету и ковру, без слов прижать Яно к себе и до умопомрачения целовать его, восполнять все те минуты, что он провёл без него. Целовать, прижимать к груди, дарить то тепло, о котором Яно мечтал столько времени, которого был лишён из-за невнимательности и глупости Рюдзи. Но как только он перешагнул порог, вместо бурной решительности остался один колкий страх. Страх быть непонятым и отвергнутым.

Прислушавшись, Ито замер. В спальне, из которой они когда-то не вылезали целыми сутками, плакал Яно. И плакал не просто тихо, как плачут несчастные жёны пьяниц-мужей, а навзрыд, словно что-то ранило его в самое сердце. Впрочем, почему словно... Это он, Рюдзи, почти уничтожил его своим безразличием.

- Я вернулся, - негромким голосом объявил он, стащив с ног грязные и сырые ботинки. Плач прекратился, остались только всхлипы, которые слушать было ещё больнее. – Яно, я дома, - чуть громче заявил Рюдзи, стараясь придать голосу некую веселость.

Он сделал шаг. Ещё один. Ещё. Казалось, что тело сжималось в тисках, и Ито нервно сглотнул, чувствуя, как его уверенность постепенно вянет. Дверь комнаты была приоткрыта, оттуда сквозил уютный свет от одинокой свечи. Йошиюки всегда зажигал свечи в дождливые дни вместо электрических ламп. Он жил, как старинные книжные герои, и своим романтизмом и своей неповторимой мужественной нежностью сводил с ума. А при свете свеч Яно становился более чем нереальным, и в такие минуты Рюдзи боялся касаний или лишних слов, будто всё это спугнёт его Йошиюки, и тот исчезнет в свете свечки, превратившись в прозрачные лепестки печали.

Рюдзи несколько секунд всматривался на одинокую фигуру, словно на что-то неземное и чарующее, а потом, вдруг, как среди ясного неба возникший раскат грома, ринулся к Йошиюки. Впервые Ито пошёл против своих страхов, и сейчас сидевший Яно испуганно и как-то рассеянно смотрел на неожиданно возникшего перед ним Ито, несколько раз моргнул, что-то неразборчиво сказал и опять начал плакать.

- Йоши, я… - Ито положил руки на плечи Яно, ощутив при этом дрожь в теле любимого. – Я здесь, здесь. Всегда был и буду, - прошептав эти слова, Рюдзи попытался поцеловать Яно, но тот отшатнулся. Как от чужого.

- Яно… - растерянно прохрипел Ито, не зная, что с собой поделать. Этот жест был хуже пощёчины, хуже слов «ненавижу» или «не люблю», будто в этом его движении таилось омерзение к Рюдзи.

- Прости, - вдруг промолвил Йошиюки, а потом попытался коснуться рук любимого. – Это невыносимо, понимаешь?... Я…

- Всё хорошо, - убедительно прошептал Рюдзи пересохшими губами, стараясь поверить в свои же слова.

Да, хоть он и сказал, что всё хорошо, но Яно плачет, за окном дождь, а в ноутбуке неотправленное письмо с признанием. Да, всё хорошо, поэтому и Рюдзи в это не верит и старается что-то исправить. Ведь даже если всё хорошо, как он говорит, Яно плачет, не догадываясь, что Рюдзи его любит больше - больше, чем Нацуо, больше, чем его ученики, больше, чем родители или друзья. И поэтому… поэтому…

- Яно Йошиюки, я хочу, чтобы ты стал навечно моим. Хочу, чтобы ты никогда не оставлял меня, никогда не отталкивал. Я хочу засыпать и просыпаться с тобой, как бы банально это не звучало.

Но это звучало не банально. Скорее, это звучало попросту неправдоподобно. Ито сам осознавал, как ничтожны его слова по сравнению с тем, что он чувствует на самом деле, и Йошиюки, кажется, тоже это ощутил – он стёр слёзы, пару раз глубоко вздохнул и, наконец, ответил.

- Я твой, просто ты этого не замечаешь.

Так просто и так страшно одновременно. Холодок прошёл по спине Рюдзи, когда он понял, какая же пропасть между ними образовалась. Но из-за него ли? Он сказал, что всё хорошо, однако вера в себя стремительно падала всё ниже и ниже. Ито лишь камушек в огромной пропасти.

- Забавно... Я предполагал, что это ты не замечаешь моего отношения к тебе.

- Не замечаю? – Йошиюки прикусил губу, нахмурился. – Я лишь замечаю, как ты пропадаешь на работе, как по пятницам идёшь выпить с коллегами, а я сижу дома, перед телевизором, пока от всего этого не тошнит, и я не иду спать. Хотя и не засыпаю, ведь тебя нет! Тебя нет и тогда, когда ты должен быть. Ни звонков от тебя, ни сообщений. Я понимаю, что ты дома, когда смотрю на мытую посуду в сушилке и на грязные ботинки в прихожей. Больше от тебя в моей жизни ничего нет! – Яно срывался на крики, захлёбывался горькими эмоциями и сдерживал слёзы. – Раньше ты всегда ко мне лез, даже если я этого не хотел, был напорист до чёртиков, казалось, что даже следил за мной. Иногда приезжал забирать меня из школы… А сейчас? Я звонил тебе на работу, но мне всегда отвечала твоя секретарша, потому как ты сам просил не звонить тебе на мобильник! Ты всегда на каких-то конференциях, переговорах... Словом, в твоей жизни нет места для меня. Я просто учитель литературы. Книжный червь, который без остановки влюбляется в ярких персонажей и мечтает о какой-то взаимности от них, ведь человек, которого я по правде люблю, хоть и рядом, но жутко далеко. И он невыносимо холоден… - Яно отвернулся и поспешил выйти из комнаты. Весь он дрожал от пробившего его страха – перед неизвестностью, перед потерей, перед пустотой.

- Яно!

Йошиюки не успевает запереть за собой дверь, как Рюдзи выходит следом и хватает его за руки.
- Прекрати всё это, прошу, - Ито тянется к нему, чтобы поцеловать, как-то утешить, поделиться теплом, вниманием, сказать много раз люблю, раствориться с ним в облегчении, но только не отпустить.

- Я и прекращаю, - отводит взгляд.

Рюдзи злится. До покраснения сжимает кисти рук Яно, силой толкает его к дивану.

- Отпусти, - шипит мужчина, пытаясь отпихнуть Ито ногой, но его бросают на мягкие подушки, наваливаясь сверху.

Руки уже свободны, однако боль не проходит, будто становится сильнее и Яно не чувствует, что его уже не держат.

Ито не знает, как поступить, в нём кипит обида, злость на себя, на всех. Он пытается сорвать одежду с Яно, но тот отпихивается. Рюдзи спускает его штаны, Яно хнычет, как маленький мальчик, обзывая его самыми ужасными словами.

- Отпусти, - шепотом повторяет он и начинает плакать, руками прикрывает лицо, пытается отвернуться.
Ито и правда останавливается, сердце сжимается от одного взгляда на Яно, и он, ужасаясь своего поступка, пытается нежно обнять любимого.

- Не плачь, пожалуйста. Я этого не стою... Успокойся, прошу...

Яно его не слышит, лишь всхлипывает, и у Ито остается лишь один возможный выход. Обняв Яно со спины, он просто замирает, уткнувшись в его затылок. Молчит, ровно дышит, и через несколько минут с неким облегчением слышит, как тихо сопит уснувший от слёз и горя Йошиюки. Солёные дорожки всё ещё видны на его щеках, пальцы всё ещё сжимают подушку... Ему больно точно так же, как больно Рюдзи.

***

Яно проснулся только утром. Тёплый плед грел его плечи, в то время как обнажённые лодыжки были неприятно холодными. Юноша подтянул колени к груди, потёр глаза, и тут вспомнил, что вчера наговорил своему Ито. Лодыжки тотчас показались горячими по сравнению с застывшим от ужаса сердцем.

- Рюдзи! – Вскочил Йошиюки и чуть не упал, запутавшись в собственных брюках. – Где ты, Рюдзи?!

Ответа не было слышно, и Яно побежал на кухню. Он должен быть там, должен спать за столом, боясь разбудить своего любимого, должен просто дожидаться его в этом прохладном, заплаканном утре.

- Ито...

Кухня была пуста. В пепельнице на подоконнике тлел окурок сигареты, а на столе лежал белый лист бумаги. Дрожащими пальцами Яно взял его в руки, провёл ладонью по буквам, и, глубоко вздохнув, прочитал наспех написанные слова.

"Если всё ещё нуждаешься во мне, напиши Нацуо. И я непременно вернусь. Только дай знать, что я тебе всё ещё нужен".

Йошиюки перечитал записку один раз, другой... И посмотрел на закрытый ноутбук, лежащий прямо перед ним.

@темы: Яой/слэш, Izu, Мело, Shiratori, Ориджинал

---

[Фоернутый меломан]

Название: "Здесь никого нет"
Автор: Мело
Фандом: Ориджиналы
Персонажи: девушка
Жанры: ангст, сонгфик
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Несколько строчек и синтаксических параллелизмов про состояние души автора. Читать под предложенную музыку.


Скачать Clem Leek - Bless Those Tired Eyes.

Здесь никого нет.

Только зима плачет мокрыми снежинками, теряя в них серебряные звёзды из своих рукавов. Только скрипят голые ветви, роняя тяжёлый снег вместо золота листьев. Только тускло мерцают в темноте старинные фонари, сторожа тоскливую безлюдную улицу.

Здесь никого нет.

На щеках колючими поцелуями остается лёгкий румянец, что сразу теряется в вязаном шарфе. На руках горячим дыханием остаются тёплые прикосновения, что сразу остывают в тонких перчатках. На глазах незаметными слезами остаются горькие воспоминания, что сразу ноют в истерзанном сердце.

Здесь никого нет.

Просьбы теряются в стонах ветра, как теряются признания не тому человеку. Шаги тонут в одеяле земли, как тонут от одиночества люди. Хочется убежать, хочется закричать – просто хочется, как хочется просто жить.

Здесь никого нет.

Душа нараспашку всего несколько минут назад. Чувства наружу всего несколько слов спустя. Зима навечно всего несколько потерь после.

Здесь никого... Нет.

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Чёрно-белые сны" + "Семь дней" + "Сыропыльное утро"

[Фоернутый меломан]

От автора: этот цикл создавался под влиянием книги Дж. Фоера "Жутко громко и запредельно близко". Герой в текстах один и тот же, взаимосвязи между зарисовками нет, как, в общем-то, и цельного сюжета. Однако приятного чтения.)

Название: "Чёрно-белые сны"
Автор: Мело
Фандом: Ориджиналы
Персонажи: мальчик
Жанры: повседневность, POV
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Своё мнение об указанных писателях автор никому не навязывает - это его личное мнение.

Я всегда пью две таблетки валерианы на ночь, не для того, чтобы крепче спать, а для того, чтобы спать вообще. Мама говорит, что каждую ночь мне нужно спать и видеть сны, пусть они и черно-белые. Черно-белые, как старые фильмы, которые крутят на нашем плазменном телевизоре раза два в неделю. Я помню, как смотрел один из них и все время спрашивал – почему нет цвета? Мама молчала, а я думал, что цвет еще не родился, или он просто забыл раскрасить собой черно-белые картинки, из которых, собственно, и складывается видеозапись.

Цветные сны ко мне тоже не приходят. Обычно я вижу в своих снах черно-белые пленки, какие раньше были в фотоаппаратах, не в том, что стоит у меня сейчас на полке, а в том, что использовали совсем редко и давно. И на этих пленках изображения, которые я могу увидеть, если посмотрю их на свет в окне. Коты, голуби, велосипед, школьный двор – я никогда не видел на них ничего интересного, все это было каким-то обыденным, а мне хотелось увидеть что-то новое. Может быть, для этого нужен цвет?

Последнее время, чтобы не думать о снах, я пристрастился писать, и постоянно тратил тетрадные листы на строки несуразных слов. Мне нравилось писать, а маме нравилось читать то, что я писал. Она улыбалась, читала, откладывала листы на свой столик у кровати и вечером снова читала. Мне было приятно, что я пишу что-то, что ей нравится. Прежде она любила рассказывать мне сказки про Золушку, Кота в сапогах, Трех толстяков и других. А теперь сказки рассказывал ей я. Я рассказывал и писал о мальчике, ищущем клады в современном Лос-Анджелесе, о девочке, каждый день сочиняющей стихи в городской библиотеке, о бабушке, которая боится переходить дорогу без чьей-то помощи... Маме нравилось.

Когда я начал писать, я заметил, что если пишешь, и это нравится очень многим людям – это шлак. Конечно, книги Стивена Кинга, Эрнеста Хэмингуэя и Умберта Эко назвать шлаком нельзя, а вот Пауло Коэльо можно. Я два раза начинал читать сначала один из его «шедевров», но все равно не продвинулся дальше десяти страниц, но «Зеленую милю» Кинга я прочел за шесть часов. А люди все равно любят Коэльо. Быть может, не в порядке я, а не они? Мама говорила, что нужно писать то, что хотят люди, а не я. Интересно, Кинг писал для себя или для читателей?

Вечерами я лежу в кровати, даже если не хочу спать. Я лежу и смотрю в потолок, наблюдая, как белая штукатурка вот-вот посыплется на меня и превратит меня в подобие привидения. Я не боюсь приведений, это те же люди, только без тела. Наверное, я тоже стану привидением, когда вырасту и попаду в ящик, в который недавно положили заснувшую бабушку и который мама назвала гробом. После этого, она сказала, люди перестают быть людьми, и кем тогда они становятся? Верно, привидениями.

Я смотрю на часы на стене и тянусь за таблетками валерианы, чтобы унять мысли и заснуть, заснуть не крепко, а просто заснуть. Завтра будет новый день, я снова буду писать сказки и думать о черно-белых снах.


08.04.2012

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Название: "Семь дней"
Автор: Мело
Фандом: Ориджиналы
Персонажи: мальчик
Жанры: повседневность, POV
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора

День первый.

Дорога туда, на озеро, вилась узкой спиралью. Мама назвала ее серпантином, ну, та лента, что украшает собой ветви искусственной или живой елки на Новый год. Искусственной, конечно, чаще, поскольку от живого дерева слишком много проблем и сухих иголок на полу, хотя от них вкусно пахнет хвойным лесом и зимой. Блестящий серпантин, увы, никогда ничем не пах, как не пахла и извилистая дорога, по которой быстро ехал наш недавно купленный автомобиль. Быстро - не значит с нарушениями правил, мой папа это знал и только поправлял широкие, на пол-лица, очки, защищающие его красивые карие глаза от солнца. Глаза такого же цвета, что и у меня.

На базе, далекой от нашего города, было просторно. Вымощенные плитами проходы к летним домикам, покрытые прошлогодними сухими листьями тропки среди сосен, а самое главное - чистое озеро, где на берегу камни, а на дне песок. Люди сидели на лежаках, синих или зеленых, загорали или играли в волейбол, то и дело отправляя мяч в воду, наверное, божественно прохладную. Я сразу попросился искупаться, однако мама сказала, что сперва нужно дождаться номера в одном из корпусов.

Наш корпус, хитро спрятанный практически в лесу, оказался широким и вовсе не высоким, хотя нам достался номер на третьем этаже. Горничная, похожая на какую-то актрису из ситкома, выдала нам ключ с пластмассовой белой биркой, при этом не выпустив из рук тонкую сигарету, а я подумал, что сигареты в целом и их терпкий аромат идут лишь моему папе.

Две комнаты, которые нам с мамой достались, были вполне уютными. Две кровати, два стула, один стол, холодильник и шкаф, который трясся при открытии дверок. Под кроватями мама тут же нашла слой пыли, но тактично промолчала и взяла тряпку из ванной, где пол был скользким, а раковина и прочие детали ржавыми и старыми. Мама, впрочем, сказала, что могло быть и хуже.

Озеро было прозрачным, таким, что я даже видел двух черно-белых рыбок, похожих на зебр. Морские зебры - так я их назвал. Само же озеро не было теплым. Я стоял на берегу, и вода, небольшими волнами окатывая камешки, холодными поцелуями касалась моих ног. От них по всему телу шли мурашки, казалось, я сам превратился в одну большую мурашку. Наверное, когда-нибудь у меня будет такое же и от поцелуев какой-нибудь девочки, быть может, даже моей будущей жены.

Ветер пах сосновыми иголками, когда я так хотел, чтобы он пах чем-нибудь другим. Например, рябью, которая змейкой скользит по воде и оставляет за собой серебряный след. Или пеной, которая белыми кружевами исчезает у пирса, где сидит одинокая девушка и смотрит вдаль. Я не знал о ней ровным счетом ничего, просто посмотрел, как развеваются светлые пряди её волос, и ушел в номер вместе с мамой. Она, кстати, тоже смотрела вдаль, и я подумал, что когда-то она была той самой девушкой на пирсе.

Ночью мне не спалось. Я даже вспомнил, что есть такая присказка - на новом месте приснись жених невесте. Но я-то не невеста, да и не жених, однако, если подумать, что произойдет с теми незамужними, кто просто не может заснуть? Останутся старыми девами? Что это вообще значит? Мама ровно выдыхала через приоткрытые губы с парой трещинок, а мысли продолжали накатывать на меня, как волны на песчаном берегу.

День второй.

Я проснулся в девять утра. Небо за окном, деревянным и открытым, было голубым, как мой шарф, связанный бабушкой. Дул сквозняк, я натянул колючее одеяло в белом пододеяльнике почти до подбородка. Мои черные волосы растрепались на подушке в таком же белом подподушечнике, как я его называю, а простыня, конечно, такая же белая, смялась и почти сползла на пол. На миг я подумал, что нахожусь в какой-нибудь больнице, а не на отдыхе около озера.

Зашла мама. Улыбаясь мне голубыми глазами, она спросила, как я спал. Я ответил, что хорошо. Она сказала, что ночью в окно стучалась летучая мышь. Я удивился для вида и пообещал, что в следующий раз мы увидим летучую мышь вместе. Мама кивнула и повела меня на завтрак.

В столовой, где я насчитал четырнадцать столиков, уже сидели ещё полусонные люди. Кто-то пил чай, кто-то жевал яичницу, кто-то хрустел вафлями. На нашем столике под номером шесть стояло и то, и другое, и третье... Я попросил маму съесть мою яичницу, но она спросила, может ли за это съесть еще и мои вафли. Я отказался, она кивнула, и мы сели завтракать.

Погода стояла отличная. Мы пролежали на песчаном пляже около трех часов, за это время я успел побултыхаться, увидеть трёх морских зебры и познакомиться с сыном горничной. Он оказался еще младше меня, впрочем, от этого его общительность не зависела. Из его несвязного потока слов я вынес несколько интересующих меня моментов. Первое - на катамаране лучше не кататься, потому что педали там барахлят. Второе - около беседки с качелью живет большая жаба, у которой повреждена лапка, наверное, на нее кто-то наступил. Третье - в среду, а сегодня суббота, будет регата с парусниками. Четвертое - кислородный коктейль невкусный. Пятое - моя мама очень красивая. Но это я и сам знал.

Плавать я не умел. Зато умел читать, и через мой список must read* сейчас проходил томик стихов Маяковского. Мне нравился этот поэт, живой и смелый, а вот мама его не понимала. Она спрашивала, зачем играть ноктюрн на водосточных трубах и кто зажигает звезды на небосводе. Я не объяснял, лишь читал ей вслух строки из "Облака в штанах", лежа на песке у самой воды. Люди вокруг смотрели на меня, но слышали Маяковского, и я был счастлив.

Ближе к ночи мы с мамой пошли гулять. Фонари большими светлячками освещали узкие дорожки, везде так же, как мы, прогуливались наши соседи изо всех номеров и корпусов, а тишина, пахнущая сосновыми иголками, убаюкивала и успокаивала всех нас.

Позже, в нашей временной ванной, я обнаружил, что мои ноги сгорели. Красная и горячая, кожа была словно гольфами или татуировкой, которую мне накололо само солнце. Мама, немного пожурив меня и себя за невнимательность, намазала мои ноги жирной сметаной. Я сказал, что для полной картины не хватает вареников с картошкой, мама улыбнулась и погладила меня по голове. Через пятнадцать минут я заснул рядом с ней, устав от впечатлений и людей.

День третий.

Наутро был дождь. Холодными и маленькими слезками он капал на наш балкон, с которого открывался вид на озеро. Мама одела меня потеплее, не забыла про себя, и мы после завтрака пошли на берег.

Там дул ветер, такой же холодный, как дождь из ватных туч. По воде шли круги, которые потом превращались в волны и разбивались о прибрежные камни. Наблюдая за ними, я вспомнил выражение "брызги шампанского" и сразу после этого - стихотворение Северянина "Ананасы в шампанском". Но ананасов и шампанского не было, были только брызги воды и кислородные коктейли в открытом киоске.

Одинокая девушка снова сидела на пирсе в своем темном спортивном костюме и смотрела куда-то далеко. Мама на этот раз на нее похожа не была: она следила за тем, чтобы я не совался в озеро. Вообще первой моей ассоциацией к озеру был Хогвартс. Первокурсники плывут по черной воде к замку, и там, на дне, живет гигантский кальмар... К счастью, здесь вместо кальмара были морские зебры, но соваться в озеро я сейчас все равно не хотел. Холодно.

Недалеко от нашей базы был магазин. Мы шли до него десять минут по той же дороге, по которой приехали. Я фантазировал, что мы шли домой, и считал каждый метр. Увы, не накопилось и километра, а до города их было ровно сто семьдесят. Потому мы все-таки пришли в магазин, пусть он был в соседнем дачном поселке. Мама купила мне кексики, себе купила бутылку гранатового сока, и я вновь зашагал с нею по незаконченному километру.

К вечеру выглянуло солнце. По воде шла золотая дорожка, мы сидели на превернутой лодке и смотрели на двух дайверов. Мужчина учил девушку плыть бесшумно и незаметно, так, чтобы морские зебры её не заметили, но у девушки-новичка все никак не получалось. Он объяснял снова, снова, снова. Я уже сам теоретически выучил, как шевелить ногами в ластах и тихо выдыхать. Девушка, в конце концов, кажется, тоже. Мама сказала, что хотела бы так поплавать. Я ответил, что ей не поплавать так бесшумно. Она улыбнулась и сказала, что любит меня за честность.

В половину пятого утра в наше окно стучались летучие мыши. Царапали стекло и пищали. А мы с мамой слушали. Слушали и молчали.

День четвертый.

Утром я проснулся к двенадцати, хотя это уже был день. Мама сидела в холле и читала журнал, то и дело наливая в стеклянный стакан красный гранатовый сок. Я не люблю его, поскольку слишком сладкий и слишком кислый одновременно. Завтракать я отказался - через два часа идти в столовую. И все это время, лежа на пляже, мы с мамой гадали, что будет сегодня на обед. Мама говорила, что будет ненавистная мне гречневая каша и любимые котлеты. Я ставил на борщ и плов с курицей.

В итоге нам подали гороховый суп и рис с рыбой. То, что мы оба не любим.

Купаться мама мне снова не разрешила. Я не протестовал, слишком послушный ребенок, и стал наблюдать за парой, что все время ходила под ручку. Грузная мадама в разноцветных бусах и высокий мужчина с "пивным" животом скинули одежду и с пирса, что качался из-за волн, прыгнули в воду. Настоящие моржи, как сказала мама, а я подумал, что их сердца и тела просто греет любовь.

После мы встретили у корпуса нашу соседку. Я никогда не видел ее с кем-то, всегда она, светлая женщина лет сорока, была одна: на песке одна, на качелях одна, на обеде одна... Одна, одна, одна. Мама подумала вслух, что женщина, наверное, всего лишь отдыхает от общества, а я потом молча заметил, что на ее балконе висит и мужская одежда. Чуть залатанная, не модная и не новая. Почему муж, или брат, или сын с ней не ходят? Позже я пришел к выводу, что у таинственного спутника соседки всего-навсего аллергия на солнце.

Телевизор, маленький и с шумами, тихо гудел на небольшом столике в углу комнаты. Там, на одном из главных каналов, шла олимпиада, кажется, наша сборная завоевала одну золотую и три бронзовых медали. Медали... Я хочу завоевать медаль. За то, что умею фантазировать. За то, что обнаружил морских зебр. За то, что люблю маму.

День пятый.

Чересчур однообразное утро: снова без солнца, снова с дождем. Летучие мыши снова пищали у окна, а я снова лежал под больничным одеялом и думал, что через два дня я уеду обратно к муравейнику, где вместо муравьев – живые люди.

После не особо вкусного завтрака, где была перловка и апельсиновый сок, мы, как обычно, пошли гулять по берегу. Дама с бусами, видимо, уехала, девушка на пирсе, наверное, тоже, зато была какая-то бабушка с внучкой в розовых резиновых сапогах, длинный и худой мальчик с важным пекинесом, две женщины в одинаковых кофтах... Кто-то еще, но мама сказала, что не стоит так откровенно смотреть на незнакомых людей. Я согласился, она предсказуемо улыбнулась. Подумав, я решил, что на месте папы я бы полюбил маму уже только за улыбку.

Мои руки, увы, не мускулистые и не красивые, загорели сильнее всего остального тела, на запястье даже остался белый след от красной ниточки, которую мне повязала бабушка и которую я забыл снять. Вроде бы, эта ниточка от сглаза… Надо же, я и не знал, что я такой альбинос.

Вечером мы с мамой играли в карты, которые я честно утащил у бабушки. Вначале это был дурак, потом покер, а потом мы в шутку гадали. С таинственным видом мама раскладывала карты, что-то шепча себе под нос. Я сидел рядом и в нетерпении ерзал, тогда я понял, что значит выражение «шило в пятой точке». В конце концов, она сказала: "Завтра с утра тебя ждет прекрасная и чудесная... Манная каша". Я ответил: "Ты чё?" Она засмеялась, а я решил завтра проспать обещанный картами завтрак.

День шестой.

Я провел в воде почти весь день. Солнце, наконец, выглянуло, озеро не шло рябью, а ветер ласкал кожу теплыми прикосновениями. Я поймал морскую зебру, показал маме. Она погладила меня по голове и сказала, что рыбке нужно дышать, потому мне лучше опустить ее обратно. Я не понял, как рыбка будет дышать под водой, но все же отпустил морскую зебру и она сразу уплыла за камень, покрытый то ли тиной, то ли жевательной резинкой с яблочным вкусом.

Под пирсом, тем самым, где сидела одинокая девушка, жила еще одна жаба. Зеленая и большая, я наблюдал за ней около получаса, пока она грелась в лучах и, наверное, про себя квакала. Затем ее спугнул пробежавший мимо голенький мальчик, и жаба, надувшись, скрылась в водорослях.

Забыл сказать, что уже несколько дней я незаметно, как какой-то шпион из голливудского фильма, наблюдаю за одним пареньком из нашего корпуса. Стройный, однако невысокий юноша с черными кудряшками вел себя довольно-таки странно и непонятно. Гулял по берегу, но не заходил в воду. Ходил с сумкой, но ни разу не открывал ее при людях. Был обнаженным по пояс, но сидел в тени. Смотрел на нас и других отдыхающих, но ничего не говорил и даже не улыбался. Просто находился в постоянном движении, правда, одиноком. Я знал, что он точно приехал с мамой - полненькой дамой в зеленом спортивном костюме и таком же зеленом купальнике - вот только вдвоем я их еще не видел. Может, у нее тоже аллергия на солнце? К слову, моей маме этот парень не нравился. Она смотрела на него с подозрением, наверное, думала, что он - маньяк типа Чикатило. Я не сказал ей, что маньяки с мамами на работу не ходят, и потому разрешил ей тоже поиграть в шпиона.

Удивительно, но у меня во второй раз сгорели ноги. Снова красные и горячие, будто покрытые акварелью. Мама вновь поругалась, вновь посетовала, а потом достала из холодильника майонез, поскольку сметаны не было, и намазала им мои "красные гольфы". Пахло ужасно, выглядело еще хуже, но я терпел, как настоящий мужчина. Они ведь тоже иногда сгорают на солнце.

День седьмой.

За нами приехал папа, все это время работавший без устали целыми днями. Я все-таки уговорил его окунуться со мной в последний раз, но мы увлеклись и в итоге проплавали где-то минут двадцать. Он все время нырял, прямо как дайвер, я бултыхался, как лягушонок, мама смеялась, стоя на берегу и позволяя песку нахально закатываться в белые резиновые сланцы.

Одинокий паренек снова гулял там. Смотрел на нас и на маму, я даже побежал к ней, чтобы в случае чего быть рядом и защищать. Но юноша лишь коротко улыбнулся и пошел дальше, сняв темную футболку и открыв белую кожу, такого же цвета, как и след на моем запястье. Он улыбнулся! Причем совсем не как маньяк. В тот момент с моей юной души, совсем как с души Оскара Шелла из романа Фоера, упали тяжелые гири.

К четырем часам дня я уже был дома, в небольшой квартире в центре города. В голове то и дело всплывали картинки-воспоминания: серпантин, корпус, девушка на пирсе, маньяк, который вовсе не маньяк… И я подумал, что следующим летом я снова поеду на это озеро. Снова понаблюдаю, поиграю с морскими зебрами и повзрослею. Ведь повзрослею, да?

*Must read - должен прочитать. (англ.)


14.08.2012

-------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Название: "Сыропыльное утро"
Автор: Мело
Фандом: Ориджиналы
Персонажи: мальчик
Жанры: повседневность, POV
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: ещё один приквел.

Воскресным утром, когда наш город ещё спал, я уже проснулся и осторожно, будто бы боясь спугнуть неторопливый уход ночи, прокрался к балкону, открытому настежь. Наверное, он сам открылся, ведь мама каждый вечер закрывает его, чтобы я, её любимый сын, не простудился и не замерз. А простудиться я могу легко – мой врач, у которого жиденькие усы и бородка, не раз советовал моей маме держать меня в тепле и уюте, включающем в себя пару одеял с покрывалом зимой и одно одеяло с пледом летом. Сейчас, перед осенью, я спал под одеялом и покрывалом. Было жарко, зато простудиться и замерзнуть я в любом случае не мог, скорее, я мог получить тепловой удар. Или одеяльный. Но это ведь не простуда, так что мама была за меня спокойна.

На открытый балкон, не застекленный, но прочный и просторный, я вышел босыми ногами. Ступни сразу почувствовали тепло деревянного покрытия, в голове тотчас возник вопрос: почему они, деревянные дощечки вместо пола, тёплые? Я решил, что они накопили тепло вчерашнего солнца и не успели остыть под сегодняшними ледяными звездами. Всё просто, а то, что просто, никогда не бывает сложным.

Внизу, под нашим балконом, на поникшей своими яркими цветами лавке сидели два кота. А может, кот и кошка. Может, кошка и кошка – я не умею различать животных по полу, по крайней мере, меня этому ещё не научили ни в школе, ни в книгах. Потому пусть будут просто два кота, потому что котов я почему-то люблю больше кошек. Следующие пять минут они просто сидели и смотрели вместе со мной, как по ещё пустой дороге со множеством ямок едет большая поливальная машина. От неё в обе стороны из специальных трубок, приделанных к капоту, льётся холодная вода. Про холодную воду я догадался, потому что горячей водой поливать пыльные улицы совсем глупо, ведь она быстро остывает. И зачем тогда поливать улицы остывшей горячей водой?.. Коты спокойно умывались лапками, я думал про холодную или остывшую воду в трубках, а машина равнодушно проехала мимо моего дома. Через пару секунд раздался истошный кошачий вопль, и, когда я посмотрел вниз, вместо котов увидел одни мокрые следы. Сами они, облитые холодно-остывшей водой, видимо, убежали в подвал, где прохладно до такой степени, что мне бы пришлось укрыться тремя одеялами.

Без котов или кошек моё собственное утро стало немножко другим. Запахло сырой пылью, как обычно пахнет после дождя, и я подумал, как здорово дышать таким воздухом. Мне захотелось побежать и разбудить маму, чтобы и она почувствовала мой дождливо-утренний восторг, но я сразу одумался: нельзя. Воздушное настроение тотчас улетучится, если мама, поругавшись на ранний подъём и открытый балкон, снова накроет меня одеялом и покрывалом. А я этого не хотел и оттого чувствовал что-то особенное и таинственное – такое, наверное, ощущают шпионы, когда совершают что-то секретное и запретное. Увы, я шпионом не был, однако что-то запредельно секретное и жутко запретное всё-таки делал.

Я по крупицам вдыхал своё сыропыльное утро.

21.08.2012

запись создана: 15.12.2012 в 20:17

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Лунные воспоминания"

[Фоернутый меломан]

Название: "Лунные воспоминания"
Автор: Мело
Фандом: Harry Potter
Персонажи: Невилл/Полумна
Жанры: флафф, гет, повседневность
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: Просто создалось в ночь перед экзаменом по истории. Автор прежде по "ГП" не писал вообще, так что не бейте сильно.

Ночью в совятнике тихо. Лишь в углах или под потолком порой негромко ухают филины, поблескивая большими круглыми глазами, яркими, словно янтарные брошки.

Невилл стал часто приходить сюда. Приходить, садиться на небольшую деревянную скамейку и вспоминать то далекое ¬– то, что уже ушло в прошлое всего несколько лет назад. На его плечо в это время всегда садится маленький, шустрый Фэтти. Его рыжие, с золотым отливом перья едва касаются лица хозяина, ощущение тепла от бьющегося юношеского сердца греет, и совенок почти сразу засыпает. Или только делает вид, что засыпает – никто ведь не знает, что на самом деле творится у сов в головах.

Казалось, ещё вчера он сидел здесь с Полумной. Казалось, ещё вчера она рассказывала ему забавные или грустные истории о домовиках и мозгошмыгах, то и дело поправляя красивую, в форме полумесяца, серебряную заколку в своих волосах. Это он, Невилл, подарил эту побрякушку после Святочного бала в Турнир Трех Волшебников, и девочка, впрочем, уже девушка, носила её с нескрываемым удовольствием и тихой благодарностью. Насколько он, наивный, знал, у Полумны вообще не было таких украшений, которые бы она ценила так, как ту заколку.

– Мне она очень нравится. Спасибо, – сказала тогда она с робкой улыбкой, и Невилл был почти счастлив. Почти, потому что тогда он ещё не подарил ей самого главного.

Полумна любила читать, а Невиллу нравился её голос. Потому часто он лежал, положив голову на её колени, и слушал детские сказки, что она читала из толстой книги в позолоченном, но, увы, уже потёршемся переплете. Прикрыв глаза, он воочию представлял себе всех героев, а вот её, саму рассказчицу, так и не мог. То она, неразгаданная, казалась ему уже взрослой, повидавшей мир женщиной, то ещё совсем маленькой, едва начинающей радоваться девочкой. Потому часто он приоткрывал один глаз и проверял, кто же Полумна на самом деле, и улыбался, находя её нежной, необычной девушкой.

Во время их встреч она не раз говорила, что Невиллу, такому забывчивому, стоит тренировать свою память. Она действительно боялась, что когда-нибудь он забудет что-то важное, что-то, что может опечалить и порадовать его одновременно. Тогда Невилл вовсе не думал об этом, однако сейчас, наблюдая за рябью на озере с гигантским кальмаром на дне, старается вспомнить как можно больше о той, кого успел если не полюбить, то бесконечно сильно привязаться. Он вспоминал, как в её туманных глазах порой плескались золотые рыбки от света фонаря, что стоял рядом с ними. Он вспоминал, как немного путались её светлые волосы, когда она со смешком смахивала их со лба. Он вспоминал... Старался вспомнить об очень многом, но, к своему разочарованию, вспоминал лишь самую малость.

Однажды Полумна, гладя одну из сов, словно в шутку сказала, что выйдет замуж за путешественника и уедет, куда глаза глядят. Невилл не поверил и пожал плечами, а потом подумал, что ради неё он бы и рад полюбить путешествия. Полюбил бы все эти саквояжи, перелёты и даже тесные палатки. Однако его сердце уже тогда принадлежало Хогвартсу, а её – чему-то совершенно другому, и Невилл не мог этому помешать. Впрочем, он уже и не помешает – мечта Полумны сбылась. Она пишет ему письма каждую неделю, и в каждом – разные города, разные люди, разные миры. Невилл готов читать и перечитывать их целую вечность, любуясь небрежными, словно нарочно неряшливыми, завитками букв, что она выводила своей хрупкой рукой. Вот его письма к ней совсем иные. Короткие, иногда чувственные, иногда весёлые. Он надеется, что она улыбается при чтении его писем.

Ухает Фэтти, и Невилл смотрит на горизонт. Он уже розовеет, как щеки Полумны после поцелуя, и звёзды постепенно растворяются в лучах восходящего солнца. Невилл жалеет, что ночь так коротка, но тут же вспоминает, что и день не слишком долог. А значит, до его очередных лунных воспоминаний осталось всего ничего.

Всего лишь двенадцать часов.

@темы: Harry Potter, Мело

---

Не свободны

[Kodokuna sakka]

Название: Не свободны
Автор: IzushkBazaltovich
Бета: maybe illusion
Фэндом: Merlin
Персонажи: Артур, Мерлин и магическое нечто
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Фэнтези
Размер: Мини
Посвящение: Наверное, есть.
Размещение: Спросите
От автора: Всё ещё думаю над ООС-ом. Как бы его нет, но всё же он есть. Или слишком много над этим думаю.
Хотела написать что-то очень длинное, с настоящим экшном, но не получилось. А если бы не Мело, даже одного взмаха мечом не было бы. Вообще, Мело отдельное спасибо. В частности текст попал в руки беты благодаря ей, если бы не её поддержка с текстом...
В общем, приятного чтения.

Промозгло. Трудно дышать, ведь кажется, что в горло проникают маленькие и острые осколки, врезаются внутрь, не давая выдохнуть. Лёгкий туман окутывает простирающийся впереди лес, не давая разглядеть, что или кто скрывается за массивными деревьями. В небесной мгле теряются звёзды и тонкие белесые лучи луны.
Артур стискивает руку Мерлина, как бы говоря, чтобы тот держался близко, не отходил от него ни на шаг. Маг же кивает, хотя и понимает, что принц не смотрит на него. Они идут медленно, бесшумно, всматриваясь в ночную темень. Мерлин старается не прижиматься к Артуру, но у него это получается неловко, каждый раз норовит не упасть на господина или не споткнуться о какой-то камешек. Иногда, замечая неуклюжесть своего слуги, Артур закатывает глаза, ему хочется усмехнуться и что-то тому сказать, но принц терпит, особенно сейчас, когда они могут оказаться в опасности.
— Вы слышали? — дрогнувшим голосом шепчет Мерлин, оглядываясь по сторонам.
Ему кажется, что он видит что-то сивое среди деревьев, что-то, что мешается с тенями, находит в них своё укрытие и скрывается от него, ни на минуту не отводя взгляда.
— Тебе показалось, — говорит Артур, но прислушивается, подсознательно доверяя слуге. Хотя он всё же думает, что у Мерлина разыгралось воображение со страху, поэтому добавляет: — Я только слышу, как дрожат твои колени.
— Впереди какой-то шум, — продолжает Мерлин, задерживаясь около старой ели.
Артур останавливается через несколько секунд, хватает рукоять меча, прикрывает глаза, стараясь услышать то же, что и маг. Но до него еле-еле доходят неясные, почти неслышные звуки — если бы Артур не был с рождения воином, он бы их даже не заметил.
— Стой здесь, — предупреждает принц, а сам направляется вперёд, к густой стене из веток и листьев.
Мерлин качает головой в знак согласия, а принц, крепче впившись в своё оружие, идёт дальше. Артур в очередной раз поймал себя на мысли, что думает о слуге слишком часто. Даже сейчас — Мерлин должен был пойти с ним или впереди него, защищая принца от надвигающейся опасности, однако у них всё в точности наоборот. Кажется даже, что это Мерлин — изнеженный принц, которого нужно защищать, а Артур — именно тот рыцарь, который это делает. Впрочем, будущий король мотнул головой, глубоко вдохнул, старательно фокусируя мысли на предстоящей опасности. Прищурив глаза, Артур поддался вперёд; ему почудилось, что между деревьями что-то есть: довольно светлое и хрупкое, излучающее лёгкий свет.
Мерлин же стоял у ели, боясь шелохнуться. Наблюдая за удаляющимся хозяином, молодой слуга медленно начинал впадать в панику. У него было предчувствие — что-то пойдёт не так, и он, Мерлин, понадобится Артуру.
Юный маг не сразу соображает, что практически бежит за хозяином, догоняя его, протягивая руки к его сильной спине. За считанные секунды: пальцы юноши совсем близко, почти хватают плечи, облачённые в кольчугу, когда ночь пронзает сильный, душераздирающий свист.
— Ч… — принц даже не успевает вопросить, как на него летит быстрое и яростное нечто, только вытягивает перед собой меч, надеясь, что оружие его защитит.
Когда нечто чуть ли не врезается в него, Артур несколько раз взмахивает мечом, но тщетно рассекает воздух. Ни один удар не ранит существо, которое уже спокойно стоит чуть поодаль от мага и принца. Будущий король боится, что не сможет защитить слугу, поэтому загораживает того собой, не давая непонятной силе достичь Мерлина. Артур несколько раз моргает, стараясь понять, что стоит перед ним, но это лишь неясный комок тумана, который не даёт разглядеть существа, стоящего напротив него.
Мерлин ясно видит, как на них летит молодая женщина, чьи светло-серые глаза глядят в его душу, будто стараются найти ответ. Женщина останавливается совсем близко, не сопротивляется, когда Артур пробует атаковать, и, когда принц в отчаянии замирает, оба видят, что она виснет в воздухе, будто пёрышко птицы плывёт по мягким потокам эфира. Артур уже теряет надежду, что оружие сможет их защитить, а юноша лишь выставляет перед собой руку, как бы давая понять, что они драться не станут.
— Ты кто? — настороженно кричит Артур. Хотя паника уже и отступила, но осторожность притаилась внутри него, и принц горой стоял за Мерлина.
Женщина обращает на него внимание: с интересом скользит взглядом по кольчуге, опущенному мечу, всматривается в глаза, наполненные решимостью. Наконец, она улыбается:
— Не злись и не тревожься, человек. Я не враг, но и не друг.
— Тогда кто? — Мерлину не терпится — принц мысленно злится, что слуга пошёл за ним.
— Я Паветра, из рода Сильфов.
Артур старается вспомнить такой род, но в голове звенит новое имя, и он понимает, что таких знакомых у Камелота нет и не было.
Теперь, при лунном свете, она не похожа на что-то яростное, страшное, от чего следует защищать — скорее безобидный призрак, сгусток какого-то дыма, и Артур думает, что она есть чей-то фантом.
— Мне нужна помощь, юный маг, — она мимолётно смотрит на Мерлина, касаясь своих волос, которые заплетены в косу.
— Маг? Магов больше нет, — принц усмехается, но оглядывается, чтобы увидеть застывшие оттенки страха на лице слуги. Неясно было, зачем он это сделал. Но, когда взгляд принца остановился на сжатых губах Мерлина, он понял, что нужен юноше.
— Нет? — Паветра удивляется и в то же время сжимает своё платье, заметно волнуясь.
— Да, нет. Магия запрещена, — Мерлин подходит ближе, плечом касаясь Артура, становится рядом с ним.
Паветра в недоумении моргает, всматривается в Мерлина — она знает, что он маг, сильный чародей, каких ещё земля не видела. Тот, кого запомнит история, но…
— А зачем тебе наша помощь? — Артур всё ещё стискивает меч. Мало ли, ведь это может оказаться обычный оборотень, затягивающий людей в болота... Будущий правитель боялся, что она магическое существо, которое хочет обмануть их, он не терял своей бдительности, особенно сейчас, когда Мерлин так быстро забыл о своём страхе и уже вовсю улыбается даме.
— Я заблудилась в этом лесу. Я не могу найти Северные горы, — Паветра склоняет в отчаянии голову. Принц и слуга переглядываются, и первый, наконец, убирает оружие в ножны.
— Мы поможем, — Мерлин кивает, на что Артур шипит.
Долгий путь кажется принцу бесконечным, особенно когда его слуга и новая знакомая без умолку говорят. Артура бесит, что они нашли общий язык, что Мерлин улыбается, а она смеётся над его плоскими шутками. Конечно, он предпочел бы, чтобы маг говорил с ним, а не с этой неясной оборванкой, но ведь не скажешь о таком вслух? Так что в особо мрачном и раздражительном настроении Артур шагает примерно часа два, после чего, почувствовав холод, объявляет привал.
Паветра сидит у костра, пока Артур и Мерлин собирают хворост и сухие листья. Небо чернеет на глазах, луна медленно исчезает в мрачном омуте.
— Кто она? — веточки хрустят под ногами принца.
— Наверное, призрак. — Мерлин отвечает самым равнодушным тоном, словно речь идёт не о непонятном существе, а об обычном горожанине.
— Тогда почему мы призрака отводим к горам? — недоумевает Артур.
— Может, она там умерла. Следовательно, там она и упокоится.— Маг едва не роняет собранный хворост из-за ежа, сидящего у пня. — Смотри, какое милое создание!
— А если это магическое существо? — Артуру не до ёжиков, и напряжение в нём только растет. Почему — принц и сам не понимает.
— Не думаю, — отвлекшись от зверька, задумчиво отвечает слуга.
— Мерлин, это был риторический вопрос. Да и что ты понимаешь в магии!
— И то верно, — Мерлин улыбается, но как-то грустно. Артуру становится даже совестно, но он только поднимает очередную кору под высокой елью.
Они возвращаются быстро. Паветра сидит неподвижно и им кажется, что она заснула. Хотя как может призрак заснуть? Если, конечно, это не их иллюзия, которая перестала работать, или же и правда магическое существо, уставшее и решившее задремать.
Артур ложится у костра, приказывая Мерлину следить за порядком и, чуть что, сразу его разбудить. Минуты спустя принц засыпает, и, ощущая это, Паветра решает заговорить с Мерлином. Подсев ближе, она протягивает руки к огню, как если бы была живой. Этот жест не нравится Мерлину, ведь если до того он не был уверен, что Паветра — призрак, то сейчас маг боится представить, кем может она быть, что его принц прав. Тогда они в опасности.
— Ты же маг?
Мерлин молчит. А если Артур не спит и всё слышит? Или это какая-то ловушка?
— Я это знаю. Все сильфы это знают.
— Кто такие сильфы?
— Мы народ воздуха. Мы существа магии. Воплощение стихии.
— Что ты здесь делаешь?
— Мне надо было увидеть тебя, Мерлин. И Артура тоже. Это путешествие не имеет больше смысла, — она загадочно улыбается.
— Но…
— Ты думаешь, что я потерялась? Конечно, нет. Я знаю все дороги. Послушай меня, Мерлин. Вас ждёт длинный путь, и чтобы Артур верил в тебя, ты должен верить в него.
— Но я верю, — обиженно молвит юноша. «Даже больше, чем верю», — хотел было добавить он, но подумал, что какому-то сильфу ни к чему знать о его тайном отношении к принцу — это вполне опасно.
— Вы — часть одного целого. И чтобы стать сильнее, вы должны это понять. Запомни, Мерлин, грядут перемены, многое изменится, но веру в Артура ты терять не должен, — Паветра коснулась руки мага и исчезла, оставшись холодным касанием на ладони Мерлина.

Первые солнечные лучи терялись в еловых ветках, путались между листьями, лениво дотягиваясь до земли. Артур был почти бодр, только никак не мог подняться и встретиться с утренним холодком. Принц наблюдал за спящим слугой. Чуть приоткрытые губы, подрагивающие ресницы и красноватый от прохлады нос – Мерлин умилял.
— Поднимайся, — весело кричит Артур, прогоняя от себя чувство нежности.
Мерлин вскакивает на ноги, чуть не спотыкается; морщится, когда смотрит на принца.
— Уже утро, а у нас ещё долгий путь, — Артур завязывает свой пояс, всё ещё раздумывая о собственном поведении, как вдруг останавливается. — Где она?
— Не знаю, — честно отвечает Мерлин. — Ночью мы с ней говорили. А потом… я не помню…
— Как не помнишь? Ты идиот?!
— Артур, может, она исчезла. Это же был призрак. Или нам вообще померещилось, — Мерлин разводит руками.
— Может. И то, что ты с ней говорил, и глазки ей строил, тоже померещилось? — злится принц.
— Глазки строил? — изумляется Мерлин, старательно сдерживая накативший гнев.
— Собирайся. Мы возвращаемся в Камелот, — будущий король недовольно смотрит на слугу и направляется в сторону дома.
Мерлину приходится поторапливаться. Он собирает оставшиеся вещи, хватает лёгкую пиру и бежит за принцем. Артур идёт твёрдой походкой, он зол. Мерлин боится подойти к нему или заговорить.
— Что молчишь? — ближе к полудню спрашивает Артур.
— Ты зол, — коротко отвечает Мерлин.
— Неужели? А каким я должен быть? — снова вспылил принц.
— Спокойным? — предлагает юный маг.
Артур вздыхает, останавливается и резко разворачивается, хватает опешившего Мерлина за плечи.
— Чёрт тебя подери…
Мерлин хочет что-то сказать в своё оправдание, но Артур притягивает юношу к себе, приближается к его лицу, будто желает поцелуя. Его дыхание обжигает, и Мерлину кажется, что он скоро потеряет сознание от накатившей на него бури.
— Не получится, — в никуда говорит Артур, отпуская оторопевшего слугу.
К вечеру они уже прибывают к воротам Камелота. Стража стоит на своём месте, тяжёлые вечерние тучи нависают над дворцом, в городе всё тихо и спокойно. Таверны наполняются людьми, продавцы закрывают свои лавки, дети возвращаются домой.
Артур, ничего не говоря, поднимается в свои покои, Мерлин следует за ним. Он знает, что ему следует снять рыцарские доспехи с принца, взять всё это с собой и протереть до блеска. Знает, что должен подать ему ужин, а потом уложить в постель, как маленького ребёнка. Хоть и неловко, но Мерлин не может убежать от своих обязанностей.
Мерлин почти в комнате, когда Артур его останавливает.
— Сегодня ты свободен.
— Но…
— Свободен, — слишком строго и отчуждённо приказывает Артур, отчего Мерлину становится не по себе.
Некая обида начинает его грызть изнутри, однако, не говоря ни слова, чародей покидает покои принца, не прикрывая за собой и двери.
— Чёртов Мерлин!
Артур бьёт по столу, ярость его поглощает, не давая трезво взглянуть на вещи. Он знает, что нуждается в Мерлине, но не понимает, что и Мерлин тоже нуждается в нём.
Стоявший за дверью Мерлин возвращается в комнату. Глаза его влажные — маг и не заметил, как начал плакать.
— Артур, я…
Договорить чародей не успевает: Артур крепко сжимает его в объятиях, опаляя жаром своего тела.
— Не свободен. Нет. Не свободен.

@темы: Яой/слэш, Izu, Merlin

---

Хвост

[Kodokuna sakka]

Название: Хвост
Автор: IzushkBazaltovich
Фэндом: Merlin
Персонажи: Артур, Мерлин
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), PWP
Размер: Мини
Размещение: Спросить
Описание: ПВПшка.
От автора: Решила пополнить ряды нцшных фф по Мерлину. Да и сама не удержалась от извращения хд

В покоях принца прохладно и темно, поэтому Мерлин вытягивает руку вперёд, чтобы случайно не задеть невидимые предметы. Маг щупает пальцами холодный воздух, старается не дышать, дабы не разбудить Артура – ведь у воинов чуткий сон, - и медленно пробирается к кровати.
Артур ворочается, дышит ртом, сминая в ладонях простыню. Мерлин медленно опускается к его голове, руки дрожат, но он всё равно тянется к мягким прядям, как вдруг его запястье с силой стискивают.
- Мерлин! – сонно шипит принц, отчего сердце замирает в страхе. – Что ты делаешь? – глаза Артура блестят в темноте, и юному магу кажется, что это злость кипит в них.
- Я… - Мерлин запнулся. – Я… я хотел проверить, как Ваш сон. Да, проверить. Мне показалось, что Вы меня звали.
- Так проверить хотел или показалось, что я звал? – Артур хмыкнул, небрежно отпустив руку слуги.
- Ну… - у Мерлина не нашлось оправданий, поэтому он виновато опустил голову.
- Но да, сон мой паршив. Не могу успокоиться, кошмары тревожат, - Артур приподнялся на локтях.
Мерлин запаниковал, чувствуя, как лицо принца становится ближе, а плечо касается его колена.
- Мне уйти? – чуть улыбнувшись, спросил маг, стягивая ремень на штанах потуже.
- Лучше принеси свечу, хотя нет, лучше растопи камин – в комнате холодно.
- А может…
- Мерлин!
Ему ничего не оставалось, как выполнить приказ, да и правда, в комнате воздух казался ледяным, особенно, для изнеженного принца, который не знал никогда ни холода, ни чёрствой кровати на камне или на влажных листьях.
- Вы пока ложитесь, скоро поленья разгорятся, и станет теплее, - как бы с беспокойством о своём господине проговорил маг.
Артур нехотя откинулся на постель, закатывая глаза – как же его бесил этот идиот. Иногда ему казалось, что судьба его наказывает с помощью Мерлина. Непутёвый, неуклюжий, туповатый, невежливый мальчишка просто сводил его с ума. Иногда же, напротив, Артуру казалось, что Мерлин слишком милый, добрый, скрытный, что-то знающий и скрывающий – это же вообще подливало масла в огонь. Мерлина было слишком много в его жизни, а если его не было, то сам Артур будто нуждался в нём.
- Спокойной ночи, - промолвил Мерлин, когда камин загорелся ярко-жёлтым и оранжевым пламенем, сам же медленно отступая к выходу, стараясь не показывать свою спину.
- Мерлин, - прозвучал голос Артура в лёгком недоумении, - ты что-то от меня скрываешь?
- Нет.
- Точно?
- Да, - он осторожно кивнул, а руки задрожали.
- Повернись ко мне спиной, - строго приказал Артур, сам же спустился с кровати и босиком, по холодному полу, прошёл к своему слуге.
Нехотя повернувшись к принцу спиной, Мерлин зажмурился, молясь о том, чтобы тот ничего не заметил.
- Мерлин… - в ошеломлении Артур приподнял одежды своего слуги.
- Я… - не нашлось слов, поэтому маг попытался отвернуться, опять скрыть то, отчего пытался же этой ночью освободиться.
Однако не тут-то было; принц схватил за край его хвоста и дёрнул на себя.
- Я требую объяснений, - Артур сглотнул, ощущая, как приятное тепло, исходящее от хвоста, распространяется по его ладони, постепенно проникая во всё тело.
Мерлин тихо застонал, ноги подкосились, и он жалобно посмотрел на своего принца. Моментально отдернув руку, Артур схватился за плечи мага, потряс и спокойным голосом сказал:
- Я не позову стражу. Но ты должен объяснить, что это такое.
- Это хвост, - прерывающимся шёпотом протянул Мерлин, наваливаясь всем телом на Артура. – Он возник вчера ночью, я не знаю, как от него избавиться.
Не в состоянии стоять на ногах, Мерлин попытался опуститься на пол, но Артур подхватил его и, придерживая за пояс, опустил на свою кровать.
Они сидели в тишине; изредка Мерлин тяжко вздыхал, Артур же не мигая вглядывался в камин, с интересом наблюдая за игрой пламени.
- Покажи ещё раз, - вдруг попросил принц, нарушив глухую тишину, тем испугав слугу.
- Но…
- Покажи.
Мерлин повернулся к Артуру спиной, стянул с себя верхнюю одежду, чуть сгорбился, давая рассмотреть хвост. Новая часть тела – мягкая, пушистая и тёплая, - будто жила своей жизнью. При виде Артура, она выпрямилась, казалось, если бы у неё были глаза, она бы прищурилась; потом хвост, как бы расслабившись, опустился на колени принца. Его кончик упёрся в пах Артура, чуть вибрируя, наверное, дразнил.
- Мерлин?!
- Что?
- Твой хвост, он… как бы сказать… - Артур смутился, думая, как сказать слуге, что хвост домогается его.
Мерлин попытался повернуться, но принц ему не позволил, легко толкнув в спину – этого ещё не хватало, чтобы туповатый слуга видел.
Не найдя лучшего выхода, Артур схватил кончик хвоста пальцами, чуть отодвинул.
- Ааа, - глухой стон растворился в комнате.
Чтобы проверить свои догадки, Артур ещё раз коснулся хвоста, но на этот раз он его легко сжал. Ещё один стон, но чётче предыдущего. Хитро заулыбавшись, принц начал сминать в руках тёплый хвост, прислушиваясь к новым стонам Мерлина.
- Кажется, это твоя постыдная часть, Мерлин, - с каким-то ликованием проговорил Артур.
- Пожалуйста, - выдавив из себя мольбу, Мерлин повернулся к Артуру.
Щёки мага раскраснелись, губы были влажными – кажется, он их облизывал – в глазах виднелись слёзы. Артур сжал хвост сильнее - Мерлин завыл, прикусывая нижнюю губу.
- Раздевайся, - весело приказал принц, а сам свёл колени вместе.
Мерлин часто заморгал, но, не увидев никакого намёка на шутку, снял сапоги, а потом стянул штаны.
- Разведи ноги.
- Но…
- Это приказ.
Маг вздохнул, но послушался. Он отодвинулся вглубь кровати, чуть дальше Артура, и раздвинул ноги.
- Приласкай себя.
- Что?
- Приказ, - принц усмехнулся.
Мерлин стиснул зубы, но ничего не возразил. Руки сами опустились на возбуждённый член – да, хвост был его постыдным местом, из-за которого он терял самообладание, – провели по головке, по стволу, начали массировать яички, нежно сминая их в руках.
Артур облизнул пересохшие губы. Чувствуя нарастающий в животе и немного ниже жар, принц стянул с себя ночную рубаху. Он приблизился к Мерлину, тем самым забравшись на кровать ногами. Мерлин остановился, часто задышал – он практически кончал, но Артур сел напротив – это волновало.
- Продолжай, - Артур сел ближе, их ноги касались друг друга.
Мерлин сжал головку своего члена, прошёлся по ней большим пальцем, снова опустился руками к яичкам и начал их сминать. Правая рука прошлась по стволу несколько раз, и он кончил. Сперма забрызгала его живот, стекла на чистые простыни, которые он этим утром стелил сам, попала на колено Артура.
Мерлин часто задышал, ослаблено опускаясь на спину, головой касаясь подушки. Хвост медленно извивался, будто полз по постели к Артуру.
Освободившись от своих штанов, принц закинул ноги Мерлина на свои плечи, сам же удобно уместился между его бёдер. Худой маг не сразу понял, что происходит, поэтому лежал неподвижно, стараясь собраться с последними силами, чтобы покинуть покои Артура.
- Ты занимался этим с мужчинами? – спросил Артур, когда его руки легли на бока слуги.
- Нет, - честно ответил Мерлин. Ему захотелось добавить, что он и с женщинами этого не делал, но в итоге решил, что это лишнее, да и принц его засмеёт.
- Значит, я первый.
- Что?
- Идиот, - слишком ласково промолвил принц, касаясь возбуждённым членом хвоста Мерлина.
От таких касаний хвост снова ожил и в радости забился на смятых простынях.
Артур лёг на Мерлина; животом касаясь его живота, ощущая на себе его семя. Губами провёл по подбородку, по губам, щекам, кончику носа.
- Открой рот, - в очередной раз приказал принц, сжимая в ладонях тонкие плечи мага.
Мерлин послушался. Он впервые целовался с языком, до этого был невинный поцелуй с деревенской девочкой и такой же невинный с его близким другом. Артур чуть приподнялся, потом снова опустился, так, чтобы его член соприкасался с плотью Мерлина; опустив одну руку между ними, он начал тереть покрасневшие и набухшие головки пальцами. Мерлин задыхался: задыхался от поцелуя, от тяжести тела, от страсти и от сильных рук Артура. Разорвав поцелуй, Мерлин громко застонал, чувствуя, что скоро кончит во второй раз. Он хотел предупредить своего принца, но тот жадно примкнул губами к кончику хвоста, облизал его, смачно поцеловав кончик.
- Я… ах… я… - начал было Мерлин, но не мог выговорить и слова.
Артур приподнялся, опустил ноги Мерлина, облизал средний и указательный пальцы и вставил в легко подрагивающий анус слуги. Мерлин замолчал, чувствуя, как в нём двигаются, попытался отползти, но Артур сжал основание хвоста, приблизив мага обратно. Он массировал его вход большим пальцем, потом проникал средним, добавляя указательный, старался расслабить слугу. Больше не сдерживая себя, он отстранился на секунду, приставил к проходу возбуждённый член и начал медленно входить. Головка проникла, благодаря смазке, легко, отчего Мерлин взвизгнул, как девочка, дальше Артуру пришлось толкаться. Мерлин зарыдал, прикрыв лицо руками.
- Тише, тише, - жалобно попросил Артур, кусая губы, чтобы не начать двигаться.
Принц стал поглаживать хвост, живот, член Мерлина, дабы успокоить мага, но тот всё плакал. Попробовав его поцеловать, Артур получил по лицу – это его разозлило. Не задумываясь больше ни о чём, принц принялся двигаться, вжимаясь всем своим весом в мага. Мерлин тихо скулил, всё ещё не показывая своего лица. Артур ещё несколько раз втолкнулся в мага, последний толчок приветствовался стоном наслаждения. Почувствовав, что скоро настанет его пик, Артур начал двигаться быстрее, одной рукой сжимая хвост Мерлина, другой же его член. Излившись внутрь слуги, Артур опустился на него, губами касаясь влажной от пота шеи; чуть позже, обхватив талию Артура ногами и сжимая его внутри себя, застонал Мерлин.

Утро наступило очень быстро. Камин всё ещё горел, а на смятых и пропитавшихся потом и спермой простынях, лежали в обнимку Артур и Мерлин. Хвост последнего извивался в блаженстве, иногда касаясь бедра Артура. Принц давно не спал, так и не мог нормально заснуть, ощущая под рукой горячее и сладкое тело слуги, Мерлин же гадал, что будет потом, в туманном будущем, через несколько минут.
- Ты проснулся? – прошептал Артур – и Мерлин кивнул.
- Что ты делал у меня ночью? – почему-то спросил он, хотя было ясно, что они не чаепитием занимались, поэтому Мерлину показался вопрос глупым и он решил не отвечать.
- Мерлин! Я имею ввиду «до», а не «после».
Неожиданно Мерлин хлопнул себя по лбу, вскочил на кровати, скинув с себя руку принца и одеяло.
- Забыл, совсем забыл! Мне же нужен был твой волос, лишь один волос для зелья, - маг отчаянно заскулил, но не растерялся и, приблизившись к Артуру жутко близко, вырвал два волоса с царской головы.
- Мерлин! – возмущёно-изумлёно гаркнул Артур, но его слуга, не слушая никого, быстро оделся, старательно пряча хвост в штанах.
- Я должен освободиться от этого, - Мерлин улыбнулся, как ни в чём не бывало, и, хоть хромая, но вихрем унёсся из комнаты.
- Идиот, - заключил Артур, улыбаясь – слишком нежно и, может быть, слишком влюблено.

@темы: Яой/слэш, Izu, Merlin

---

Мы собираемся в бой

[Kodokuna sakka]

Название: Мы собираемся в бой
Автор: IzushkBazaltovich
Фэндом: Naruto
Персонажи: Нейджи, Хината и остальные
Рейтинг: PG-13
Жанры: POV
Предупреждения: OOC, Инцест
Размер: Мини
Статус: Завершён
Размещение: Спрсоить
Посвящение: Нейджи и Хинате.
От автора: Скажем так, хоть я и поставила в предупреждениях инцест, это вовсе не означает, что он чётко есть. Для меня - да, для читателя - не знаю.
Далее, с жанрами не определилась, поэтому в теге есть только POV.
Написалось после того, как я прочла последние главы. Это был для меня шок. И я зла на Кишимото-сенсея.
Я вижу эту пару, я ею вдохновляюсь. И да, Наруто я продолжаю читать/смотреть лишь из-за персонажей, которые стали родными и любимыми.

Каждому шиноби рано или поздно выпадает шанс показать себя во всей своей мощи. Это тот единственный отрезок времени, когда боец в силах доказать, что он не трус, что он силён и отважен. Для шиноби это тот единственный момент, который может настать в любой миг. И я знаю, что мой собственный миг уже близок.

Мы собирались в бой – тихо, спокойно, будто шли на утреннюю тренировку, без которой не обходился ни один наш день. Не было ни слёз, ни отчаяния, только надежда. Мы знали, что эта битва может стать последней, но наша решимость осталась непоколебимой. Ни я, ни Хината не боялись. Я не боялся, потому что мне было, что защищать, Хината же не боялась, потому что в войне участвовал бы он.

На улице было прохладно. Шикамару и Ино прошли перед резиденцией Хокаге, заметили меня. Я сидел под деревом, ждал. В состоянии неописуемой тоски чего-то предвкушал. Через час же мы уже выходили из деревни, двигаясь к северу, чтобы присоединиться к отряду Песка.

- Ты как? – спросила меня Ино – её голос звучал, как шелест листьев, что не походило на неё.
- Готов, - твёрдо ответил я – и не лгал.
- А Хината?
- Она тоже.
- Нейджи, - Шикамару положил свою руку мне на плечо, - мы волнуемся за неё. Не хотим, чтобы она бросалась к врагам, которые ей не по зубам, как в битве с Пейном, - Шикамару сглотнул.
- Я понимаю, - мне не нравился этот разговор, причины для всех были понятны, и, скорее всего, очень хорошо всё понимал младший Нара.
- Защити её, - попросила Ино; они ушли, когда заметили Чоуджи и Кибу, я же остался под деревом.

***

Сай находился за мной, а Хината была рядом. Ровно через сутки мы дошли бы до отряда Песка. Хината молчала, как и я. Сухой, тёплый ветер дул с юга, раскачивая хрупкие ветки и кроны деревьев. Небо было безоблачным, близился вечер. Генма объявил привал, все с радостью опустились на землю. Я и Хината сидели рядом, а Сай ушёл искать Харуно, оставив свою сумку с нами.
- Нейджи-нии-сан, это конец?..
Ветер стал дуть сильнее, кто-то громко чертыхнулся, послышался голос Сакуры. Кажется, она злилась.
- Я так не считаю.
- Я стала сильнее, - она улыбнулась – грустно, отчуждённо.
- Да, Вы стали сильнее.

Когда мы объединились с отрядом Песка, нас встретила сестра Гаары, Темари. Она отшучивалась, воодушевляла всех: как своих людей, так и наших. Мы долго гадали, каким будет начало войны, а каким - исход. Сай начал дурачиться – рисовал на своих свитках всякую чушь – начиная от карикатур Наруто до карикатур Саске. В конце концов, Сакура не выдержала и треснула его, потом сама же начала лечить ушибленную ею щеку. Шикамару и Темари отошли куда-то, я заметил, как Ино помрачнела и, чтобы никто не заметил, пошла к Харуно. Хоть они часто ссорились, скрывая от нас своё перемирие, но было видно, что они доверяли друг другу, нуждались друг в друге.

***

- Хината-сама, Вам лучше поспать, - я сел у костра, рядом с ней.
- Я ещё посторожу, - коротко ответила она.
Звёздное небо казалось нереальным, я моргнул несколько раз, - странно идти в бой, зная, что мир хотят разрушить. Это не шутка, и это вполне возможно, противник не слаб, напротив, он сильнее в тысячу раз. Страха нет, только надежда. Так мы, шиноби, собираемся в бой.
- Вы хотите увидеть там Наруто?
- Да, - она слабо улыбнулась.
- Хината-сама, если я вдруг не окажусь рядом, пожалуйста, пообещайте, что будете поступать разумно и беречь свою жизнь, хорошо? – я осмелился взять её за руку. Её ладонь - нежная и тёплая – не ладонь убийцы, не рука солдата.
Она молчала. Я надеялся, что это был знак согласия.

Утро наступило неожиданно. Сон был тяжёлым и неприятным. Хината спала рядом, положив голову мне на плечо. Я не разбудил её, потому что знал - скоро мы окончательно потеряем себя настоящих и найдём себя других в кровавой битве. А пока я держал её руку – нежную и тёплую – руку красивой, хрупкой девушки: не убийцы, не солдата.

@темы: Инцест, Гет, Izu, Naruto

---

"Министерство добра"

[Фоернутый меломан]

Название: "Министерство добра"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: Яблочкин, Вафля, дворник, дама, мужчина, люди
Жанры: юмор, повседневность, POV
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
Посвящение: Лорду Сумраку.
От автора: Название и само Министерство позаимствовано из песни "Мы Сошли с Ума" группы Тени свободы. Также для настроения повлияла и "Добрая песня" той же группы.




Скачать Тени Свободы - Добрая Песня.


Скачать Тени Свободы - Мы Сошли с Ума .

Первый раз, когда я ощутил явную несправедливость мира ко мне любимому, был изумрудной весной: не рассчитав, я наступил во вроде бы маленькую лужу и провалился в неё по щиколотку. Одна брючина тут же промокла, что, естественно, выглядело весьма комично, однако я не растерялся и осознанно наступил в то же место другой ногой. Прохожие посмотрели на меня с непониманием, кто-то даже успел посмеяться и покрутить пальцем у виска, но мне стало легче и комфортнее. Потому, что теперь брючины, пусть и промокшие, выглядели одинаково сыро.

Второй раз случился сегодня, в солнечный день золотой осени. Я спокойно шёл вдоль проезжей части по тротуару, как вдруг ярко-красная машина, на огромной скорости промчавшись мимо, окатила меня грязной холодной водой из глубокой лужи на дороге с ямами. Опять лужа, опять только на мне, ни на ком другом из людей, снующих туда-сюда... Но половина моей одежды не была брючиной. Я не мог повернуться другим боком и попросить машину проехать мимо ещё раз, чтобы промокнуть окончательно. Это паршивое осознание вогнало меня в невыносимую депрессию. Хотелось выть, кричать, обвинять весь мир в его некомпетентности и бежать в спасительную химчистку, которая была через два квартала. Впрочем, на это не оставалось времени – институт ждал меня с распростёртыми объятиями, ждал в любом, даже самом мокром виде. Так что злой, рассерженный и раздосадованный, я зашагал дальше, стараясь игнорировать усмешки людей вокруг.

Однако после одного светофора, что всегда был красным намного дольше, чем зелёным, улица недалеко от института показалась мне какой-то не такой. Слишком уж тихой и прибранной она была: на асфальте не лежало ни бумажки, автомобили у домов сияли чистотой, а шум... Шум будто выключили. Причём, выключен был звук только механический – я отчётливо слышал пение птиц и шелест листвы. Словно я попал в какой-то заповедник, а не на центральную улицу мегаполиса.

- Простите, вам назначено?

Внезапный вежливый голос посреди этого звукового оазиса заставил меня едва ли не подпрыгнуть. Сглотнув и приготовившись к самому худшему, я медленно повернулся и увидел... Похоже, дворника. Обычного из-за метлы и бородки, но необычного из-за элегантной бежевой формы, в которой мести улицы явно было не самой хорошей идеей.

- Назначено?.. – Наверное, я походил на дауна, глупо улыбаясь.

- Ну не зря ведь вы к Министерству добра пришли, - человек продолжил спокойно подметать несуществующий мусор. Я же стоял несколько обалдевший и не понимал, что происходит. На миг даже подумал, что меня разыгрывают мои друзья, которым только дай повод для веселья и издевательств.

- Министерству добра? Такое существует? – В ответ на моё искреннее недоумение работник указал на золотую надпись на жемчужно-сером здании и удалился, промямлив напоследок что-то про беспамятную молодёжь. Я же, набравшись смелости, потянул на себя массивную дверь и зашёл внутрь.

Меня встретил светлый просторный холл, полный какого-то особого утреннего очарования: воздух был влажным от только что помытых полов, сквозь высокие окна проникал рассеянный солнечный свет, в котором мелькали пылинки... На ум сразу пришёл автовокзал в восемь утра – время, когда туда только-только начинают стекаться сонные пассажиры. Кто-то ещё без билета, кто-то уже с чемоданами...

- Молодой человек, Вы долго будете стоять тут просто так?

На этот раз голос был женским, но я всё равно вздрогнул от неожиданности. Через секунду я заметил в уголке неширокий чёрный стол, за которым сидела дама. Дама – потому что вместо привычных очков у неё был монокль, а в тёмно-русых волосах просматривалась седина. С любопытством наблюдая за мной, она держала в руке длинный карандаш с золотистым кончиком, который бросал яркие блики на пол и потолок.

- Здрасьте... А я тут по делу, - я всё-таки решил импровизировать. В конце концов, когда-то, в далёкие-далёкие годы молодости, я играл в театре, где мне из-за врождённой лени зачастую приходилось сочинять на ходу. Пусть именно из-за этого меня выгнали, но верить в свой дар импровизации я не перестал.

- Фамилия, имя, отчество, время собеседования и выписка из поданной Вами жалобы, - женщина достала толстый журнал. Обложка его была кожаной, на переплете же я увидел оттиск то ли от кольца, то ли от чего-то ещё в форме птицы с раскинутыми в стороны пышными крыльями.

- Яблочкин Андрей Иванович, собеседование назначено на одиннадцать, выписка... Выписка в сугубо устной форме, - мысленно я успел попросить помощи у Диониса. Почему это был именно Бог виноделия, я не знал, но всегда взывал к нему в периоды депрессий и волнений. Помогало.

- Яблочкин... Да, Вы есть в списке, - Я чуть не провалился под землю. - Можете идти. Второй этаж, кабинет двести третий.

Выдавив из себя благодарность, я на ватных ногах поплёлся к лифту. На полпути к нему, вспомнив, что подниматься всего лишь на второй этаж, я развернулся и зашагал к лестнице. Наверное, дама тоже посчитала меня странным, хотя мне было уже всё равно.

На втором этаже было гораздо теплее, чем на первом. Может быть, из-за более широких окон с рыжими занавесками, а может быть, из-за моих эмоций. Удивление, волнение, жажда узнать больше... Всё это согревало меня похлеще любимого обогревателя – моего кота Вафли. Он был чудо-котом – толстым, пушистым и часто голодным. Но, что таить, Вафля питался намного лучше меня, потому что каждый раз, когда в супермаркете я представлял его грустную мордашку, моё сердце сжималось, и рука машинально тянулась к его любимому корму. Вот так я ел дешёвые пельмени, а он, по сути, дорогую деликатесную индейку.

Нужную дверь, которая оказалась цвета красного дерева, я нашёл быстро. На ней были только медные цифры, никаких табличек и указателей, что было немного странно. Впрочем, кашлянув, я постучал и заглянул в кабинет.

- Прошу прощения...

- О, Андрей Иванович, добро пожаловать, я вас давно жду, - приятный баритон, и я увидел его обладателя. Мужчина лет так пятидесяти восседал в кресле и улыбался. Голубые глаза, морщинки, посеребренные усы... Дамблдор в молодости – так я его про себя окрестил.

- Откуда Вы знаете моё имя? – Я закрыл дверь и осторожно вошёл. В нос сразу ударил запах свежезаваренного кофе, отчего я сглотнул слюнку.

- Министерство всё знает о тех, кто в нём нуждается, - жестом меня пригласили сесть за стол, что я охотой выполнил. – Добра не хватает, Андрей Иванович?

- Да вроде бы всего хватает... – И тут меня словно прорвало, как пару дней назад прорвало трубу рядом с моим домом. – Хотя знаете, иногда я думаю, что добро со мной в крайне нехороших отношениях. Например, где оно было, когда я наступил в лужу одной ногой? Или когда меня окатила грязью машина, за рулём которой явно сидел гонщик на пенсии? Или когда Вафля поцарапал мой локоть за то, что я купил ему корм не со вкусом индейки, а со вкусом курицы? Или...

- Довольно, Яблочкин, я Вас понял, - мужчина миролюбиво нажал на кнопку, которая была прямо на его столе. Принтер на тумбочке у окна зажужжал, и оттуда спустя миг вылезла длинная бумажка. Под влиянием недавнего ремонта я вначале подумал, что это кусок от белых обоев. – Значит-с, Вы полагаете, что Министерство не заботится о Вас как о клиенте, я прав?

- Так точно, - А теперь я вспомнил армию. Тамошний полковник с говорящей фамилией Сталинов весьма любил прибавлять к своим словам частицу «с». – Мне бы немножко добра в качестве льготы для студента.

- И какое добро Вы хотите? – Бумажка, напоминающая свиток, почти спускалась до пола, пока мой собеседник внимательно её изучал.

- Какое... – И тут я задумался. Какое вообще добро можно получить, особенно, в качестве чего-то дополнительного? Будет ли это законное добро или подразумевающее что-то? – А какие варианты ответа есть?

- Варианты ответа, Андрей Иванович, для Вас отсутствуют, потому что Вы просто не умеете его замечать, - мужчина с улыбкой протянул мне кусок обоев. Я же взял его с некой опаской и углубился в чтение.

«Яблочкин Андрей Иванович, согласно предоставленным данным, не ознакомлен с понятием «добро». Таким образом, ежедневно он пропускает мимо себя от двадцати до тридцати проявлений добра как со стороны незнакомых людей, так и со стороны родных и близких, в том числе, со стороны кота Вафли...»

Далее шёл целый перечень действий и предметов, которые, если верить этой бумаге, несут мне настоящее добро. Там была девушка со второго курса, которая улыбалась мне каждый раз, когда мы с ней пересекались; старик, часто играющий на скрипке в переходе метро; продавщица в институтской столовой, всегда желающая студентам приятного аппетита; мыши, что приносит мне Вафля...

- Так что пора Вам открыть глаза, Андрей Иванович, - неожиданно раздался шёпот мужчины у моего уха. – Научитесь видеть, и Министерство получит ещё одну награду за свои заслуги перед Отечеством...

***

- Какое ещё Отечество!? – Я вскочил с постели как ошпаренный ровно под звон будильника. С пола тотчас раздался кошачий ор, очевидно, я столкнул кота вниз своим внезапным пробуждением. – Сон... То был всего лишь сон...

Облегчение, в тот момент накатившее на меня, всё ещё хранится в моём сердце и душе. Я уже не выкидываю мышей, которых ловит Вафля, улыбаюсь девушкам, кидаю мелочь старику в переходе... И мне хорошо. Ведь кто знает: может быть, Министерство добра и правда следит за нами.

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Тишина"

[Фоернутый меломан]

Название: "Тишина"
Автор: Мело
Фандом: The Artist (2011)
Персонажи: Джордж Валентайн
Жанры: Ангст, драма
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора

Тишина.
На кончиках пальцев танцуют слова. На губах играет улыбка.
Тишина.
Поклониться, уйти, вернуться. Без пустых голосов.
Тишина.

В его комнате тикают часы. Позолота уже почти стёрлась, погнутые стрелки спешат, время бежит... Бежит, точно за звуком.

С приятным журчанием в хрустальную рюмку льётся прозрачное полусладкое вино из лучших сортов винограда. Переливается сияющими в свете тусклых ламп искорками, едва слышно звучит... Он словно слышит, как капли ударяются друг о друга и после вместе тонут в игривом питье. Чепуха. Чепуха, это не звук.

Чиркает спичка. Кончик толстой сигары с тихим шипением загорается. Серый дым клубами поднимается к потолку, складываясь в немые кольца, завитки, шлейфы... Он кашляет. Коробок спичек падает, раздаётся глухой хлопок. Частое дыхание и распахнутое окно тотчас смешивают молчаливый дым, смешивают так, что появляются буквы, слова, предложения... Чепуха. Чепуха, это не звук.

За окном раздается гудок автомобиля. Ещё один, ещё... Окно с грохотом захлопывается, стёкла едва не выпадают. Комната заполняется звуками, не остается места безмолвию, и он сходит с ума. Мир оживает, мир начинает говорить на легко рвущихся плёнках, а он всё ещё продолжает молчать. Вино, дым, гудок – он молчит. Раздражённо кидает в стены газеты, на страницах которой улыбается девушка с родинкой у губ, позже разбивает пустую пузатую бутыль и на старой кровати засыпает под трескучую скрипичную музыку, что ровно течёт из граммофона. Чепуха. Чепуха, это не звук.

Ему снится кошмар. Земля уходит из-под его ног, руки беспомощно хватают воздух, голосовые связки колеблются в крике о помощи... Но никто не слышит. Ни один звук не вырывается из его гортани – зато много других звуков пролетает вокруг. Разговоры, бьющийся фарфор, чечётка, хлопок пробки из-под шампанского, песни, смех, плач... Он кричит. Кричит, сжимая своё горло в попытке выдавить из него хоть одно слово, хоть один звук, но никто не оборачивается. Даже девушка с родинкой у губ, кинув на него взгляд, мелодично произносит лишь одну фразу. «Чепуха. Чепуха, это не звук».

В ужасе он распахивает глаза. По лбу бежит холодный пот, пальцы дрожат, дыхание прерывается. Осознание приходит с лаем его верного пса. Он жив. Жив, но так же нем. Нем, как подобает актёру немого кино.

Тишина.
На кончиках пальцев танцуют слова. На ресницах прячутся слёзы.
Тишина.
Поклониться, уйти, не вернуться. Без любых голосов.
Тишина.


27.10.2012

@темы: The Artist, Мело

---

"Кислая"

[Фоернутый меломан]

Название: "Кислая"
Автор: Мело
Фандом: Gintama
Персонажи: Кагура, упоминаются остальные
Жанры: Гет, ангст, драма, повседневность
Рейтинг: G
Предупреждение: возможен ООС
Размер: цикл драбблов
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора

Во рту стоит вечный кисловатый вкус суконбу.

Вся её жизнь такая – кисловатая. Эти сухие водоросли, солнечные лучи сквозь зонтик, кровь по вискам от укусов Садахару... Но Кагура привыкла. И менять не собирается, пусть ей снова пообещают горы жареного риса и снова кинут без единой йены в кармане.

Даже менять суконбу на клубничное молоко ей совсем не хочется. Это вкус Гинтоки – особый, молочно-приторный и невыносимо липкий. Пусть ей порой хочется поцеловать его губы, но ей совсем не хочется пробовать отвратительный сладкий аромат. Иначе обычный вкус суконбу просто перебьется, и она захочет всегда пить клубничное молоко. Вместе с Гинтоки, который словно соткан из радости, лени и любви к миру.

Впрочем, суконбу вообще ничем не перебивается. Ни лапшой, которую иногда готовит сварливая Отосэ; ни яйцами, которые жарит добродушная с виду Отаэ; ни детским мороженым, которое любит неудачливый Мадао. Ей и хочется поменять вкус своей жизни, и одновременно не хочется: снова придётся плакать и учиться радоваться.

Так пусть лучше её жизнь будет кислой, как суконбу.
Из солнечных лучей сквозь зонт и сухих водорослей.

***

Кислым всегда было её ожидание.

Ожидание отца под серым, нависшим над ней небом, которое всегда плакало холодными слезами. Кагура, в отличие от него, просто не позволяла себе плакать: она только смотрела на облака, откинув в сторону ненужный фиалкового оттенка зонтик. Беззащитная и одинокая – в кислом из-за постоянных дождей городе почти все жители были такими. Они звери, убийцы. Они потерянные, брошенные.

От её отца всегда пахло солёным морем и чужой металлической кровью. Кагура обнимала его, когда он приходил к ней и защищал от небесных слёз, но в то же время захлебывалась этими противными кислыми ароматами, которые сплелись из смертей и постоянной боязни. Может быть, Умибозу действительно боялся за неё, считая всё ещё маленькой... И, может быть, именно поэтому никогда не понимал её сердца.

Он считал, что раз убивает он, убивать должна и она, его дочь. За свой угасший народ, что скитается по тесным переулкам; за свою бедную мать, что заснула так быстро; за саму себя, что родилась не в то время... Она должна, но она, верная и безмятежная, просто не хочет.

Она хочет лишь ждать просвет.
В свинцовых тучах и в дождливой жизни.

07.11.2012
05.12.2012

@темы: Gintama, Мело

---

"Семнадцать"

[Фоернутый меломан]

Название: "Семнадцать"
Автор: Мело
Фандом: Gintama
Персонажи: Кагура, Гинтоки/Кагура, Сого/Кагура
Жанры: Гет, Hurt/comfort, ER (Established Relationship)
Рейтинг: G
Предупреждение: возможен ООС
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора

С едва слышным шорохом раскрывается под пасмурным небом зонт цвета глицинии. Потускневший от постоянных дождей и перестрелок, он всё равно надёжно укрывает невысокую девушку, стоящую на крыше одного из домов Эдо.

Кагуре сегодня семнадцать.

Она вдыхает аромат белоснежных лилий, которые держит в охапке, и думает об иронии своей жизни. Так получилось, что рядом с ней, всегда одинокой, оказались два самых лучших мужчины. Так получилось, что ей нужно выбирать между ними и потом не сожалеть о своём решении.

Ветер срывает лепестки лилий, бросает их на прохожих. Жестоко.

Сперва Кагура смеялась над рыбьим взглядом, затем уважала самурайскую гордость, а потом вздыхала по невероятной мужественности. Саката Гинтоки никогда не оставляет её, даже если она просит, и, пожалуй, с его стороны это правильно – быть одной ей не нравилось никогда. Особенно, под дождливым небом, часто плачущим над её головой. Возможно, Гинтоки слишком добр, возможно, слишком заботлив, но когда Кагура впервые коснулась его губ своими, он просто оказался слишком нежным. Тепло, которого ей не хватало всю жизнь, накрыло её мягкой волной со вкусом клубники, и оторваться, чтобы вновь замёрзнуть, ей было сложно. Безумно, до дрожи в коленях страшно.

Холодные капли воды просочились за шиворот. Зябко.

Сого посчастливилось проникнуть ей в сердце через одну и ту же боль, которую они испытали вдвоем. Она – потеряв мать, он – потеряв сестру. Пусть их встречи на людях были бурными, ненавистными, комическими... Наедине они совсем другие. Тихие, робкие, незаметные. Окита любит держать Кагуру за руку и молчать, а ей нравится слушать его дыхание и смотреть далеко, за горизонт. Ей хочется верить, что там, за облаками, жизнь совсем иная, и что Сого пошёл бы с ней туда, остается только пожелать. Но дни летят за днями, короткие поцелуи тают на коже, а желания так и не звучат. Между ними лишь сплетенные пальцы и беззвучные признания, что стоят дороже любых слов.

Кагуре сегодня семнадцать.

Руки опускают букет белых как снег цветов, и они неслышно падают вниз, едва подхваченные слабым порывом ветра. По зонту стекают последние небесные слёзы, и она делает выбор. Искренне веря, что наконец поступает правильно.

08.01.2013

@темы: Gintama, Мело

---

"Ты уже летал на Луну?"

[Фоернутый меломан]

Название: "Ты уже летал на Луну?"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: Юноша, Маковка, Луна, г. Карасики
Жанры: Повседневность, фантастика, POV, AU
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
От автора: У автора был бурный, напрочь сорвавший крышу творческий процесс с дражайшим Музом. Потому не обессудьте, что текст такой странноватый.. Мало ли что в наши головы прилетело, да.

- Ты уже летал на Луну?

И ведь не объяснить, не втолковать, что Луна, при всей своей потрясающей лунатичности, меня совсем, ну нисколько не лунатит. Рассказы других людей о прогулках по кратерам, высохшим озёрам и невесомой пыли - удовольствия у меня не вызывали, так что лететь в космос, на этот белый одинокий спутник, мне не хотелось. Даже по специальной программе «Moon travel-2054».

Рекламки этой программы, кстати, висели буквально везде. На столбах, на машинах, на бегающих туда-сюда таксах. Да-да, таксы, эти длинные колбаски на лапках, сегодня весьма популярны, чёрт знает, почему. Так вот, рекламы «Moon travel-2054» были везде. Разработанная неким турагентством «Лунатик», она привлекала к себе внимание баснословными обещаниями и мизерными ценами. Например, поездка на Луну стоила обычному жителю Карасиков всего лишь пару сотен евро, тогда как... А, Карасики – городок на юге России. Маленький, неприметный, но весьма знаменитый благодаря Славе Карасикову – известному в период перестройки предпринимателю. Впрочем, не о нём разговор, а, собственно, о турагентстве.

В первый раз подобные афишки, на которых человечек аристократического вида гордо шагал по миниатюрной Луне, увидели в Карасиках той весной. Меланхоличные, безразличные ко всему люди даже не обратили на неё внимания, лишь один Игорёша Скворцов, задумчиво постояв перед ярким листом на столбе, записал номер телефона в блокнотик с котятками и ушёл в туман. Позже он придёт в желтоватое здание, почти как у Грибоедова, запишется в добровольцы и один улетит на спутник Земли согласно купленному билетику в несколько листов А5. Я долго думал, и до сих пор думаю, как у него хватило на всё это смелости, однако сам он, мой закадычный приятель и активист, говорит, что его вела жажда приключений и интерес к инопланетным существам женского пола. Я верил и не верил одновременно, однако лететь сам так и не решался. Зачем? На Земле и так хорошо.

После полета Скворцова ажиотаж среди остальных немыслимо возрос. Люди улетали из Карасиков, прилетали в Карасики, и, несмотря ни на что, оставались жить в Карасиках, хотя возбужденно махали руками и с пеной во рту доказывали, что на Луне – лунатично. Один чудак даже написал трактат в двести страниц, почему там, на спутнике, жить намного лучше, чем тут, на Земле, однако каждую пятницу исправно напивался в хлам и целовал травку, уверяя, что нет на свете ничего краше Родины. Я ему всегда сочувственно кивал и, разумеется, продолжал оставаться нейтральным к программе «Moon travel-2054».

С той весны прошла ещё одна, и вот сейчас в Карасиках играла весёлыми снежками зима. Близился Новый год, турагентство снизило цены на свои программы, где уже отправляли не только на Луну, но и на Марс и Венеру, и вот, моя девушка Маковка, остальным известная как Марья Константиновна, страстно возжелала встретить этот праздник среди звёзд вместе со мной. Сколько бы я не отговаривал её, сколько бы ни просил пожелать что-нибудь другое, менее космическое, она осталась на своём. И пришлось мне, вовсе не лунатисту, снимать деньги с карточки и идти в доселе загадочное для меня турагентство.

В «Лунатике» была куча народу. Впрочем, очередь продвигалась быстро, и за какие-то двадцать минут я оказался у необычной кассы в форме ракеты, стоящей носом вверх. Приветливая девушка улыбнулась мне всеми своими тридцатью двумя зубами, попросила паспорт, протянула руку... А на руке у неё было шесть пальцев. Шесть красивых, наманикюренных пальчиков, на одном из которых красовалось колечко с маленьким изумрудиком. Лихорадочно решив, что мне это всё почудилось из-за немыслимой духоты, я мило, даже очаровательно, улыбнулся, попросил два билета до Луны и обратно... И через пару минут выплыл из «Лунатика» с билетиками в несколько листов А5.

Нет, шесть пальцев у человека я уже видел – у Андрюши из сто пятой квартиры. Это было даже забавным, но подобные вещи у кассира довольно странного турагентства казались чем-то воистину инопланетным. Увы, когда Маковка об этом услышала, она со смехом назвала меня параноиком и добавила, что я действительно совсем не лунатичный. Ну, хотя бы с последним утверждением мне можно было полностью согласиться.

Тридцать первого декабря, ровно в десять вечера, мы с Маковкой пришли на космодром позади турагентства. На нас набежали крохотные, всего по наш пояс ростом, странные людишки, и начали, активно жестикулируя, рассказывать, как вести себя на Луне. Я, уже заранее безразличный к удивительным событиям той ночи, молчал и только подмечал, как смешно двигаются их густые кустистые брови. Брежнев, этот святой для СССР человек, точно бы их оценил, впрочем, оценил бы он «Moon travel-2054»?.. Додумать ответ на этот вопрос мне не дали, и мы, незаметно для нас самих, всё-таки полетели.

В космосе... было темно. Маковка потягивала сок из трубочки и что-то щебетала, я же смотрел в иллюминатор и строил догадки: каково же там, на Луне? Людишки рассказали нам, что мы будем ходить по ней, как по родной Земле, благодаря надувающимся, словно жевательная резинка, скафандрам. Я повертел в руках пакетик с надписью «Скафандр № 1343», представил, как буду в нём смотреться, а потом со смехом упал на диван вместе с Маковкой, которая в какую-то минуту наивно предположила, что скафандр может быть не только для головы, и перешла к активным приятным действиям со мной в обнимку. Вот такие дела.

Без десяти двенадцать наша ракета, жёлтая, будто цыплёнок, села на Луну. Надув скафандры, мы надели их на головы, и вышли на некую площадь. Серая пыль взвилась в воздух, тишина надавила на уши, ладонь Маковки вцепилась в мою. Несмотря на лёгкие куртки, нам было тепло вдвоём, и мы неторопливо пошли вперёд. Мимо спутника плыли звёзды, родная планета со своими океанами крутилась вокруг своей оси далеко-далеко, и я внезапно ощутил, как здесь, на Луне, безмятежно. Впереди нас замаячил какой-то сверкающий огоньками город, наверное, какие-нибудь Лунные Карасики, и я улыбнулся, на какой-то миг решив остаться здесь, остаться навсегда...

- Простите?

Из сладострастных мечтаний о будущем с моими детьми в скафандрах меня отвлёк голос, и я поднял голову. Перед нами стоял высокий, весь обвитый какими-то веточками инопланетянин. В шляпе, щегольских туфлях, строгом, но красивом костюмчике... На ум сразу пришёл Чарли Чаплин, разве что он не был таким высоким и в ветках не разгуливал. Маковка что-то прошептала мне, я что-то ответил ей, и великан, явно смущаясь нашими тайными переговорами ни о чём, кашлянул вновь.

- Простите... А вы это... Вы уже летали на Землю?

Мой смех, казалось, разнёсся по всей Галактике. Но не успел я ответить, как чёрная, похожая на метеорит, тень накрыла нас с головой и я провалился в никуда.

***

Я проснулся под ёлкой. Рядом по какой-то причине лежал жареный карась, пойманный вчера Игорёшей в речке, и стояла тарелка с недоеденным оливье. С улицы доносились пьяные песни, детские радостные голоса... Нет сомнений – я в Карасиках. Но в мой ум сразу неясными воспоминаниями приплыла рекламка «Moon travel-2054», шестипалая кассирша и франт-инопланетянин, весь обвитый ветками. Это был всего лишь сон? От полного разочарования меня спасла какая-то новогодняя песенка, что донеслась из потрескивающего в углу радио, и я, решив больше не заморачиваться, улёгся под ёлку снова, удобно пристроив под голову чей-то полушубок.

Когда-нибудь «Moon travel-2054» перестанет быть сном. И я точно слетаю на Луну, несмотря на всю мою предвзятую нелунатичность.

Надо ведь рассказать, каково тут, на Земле.

07.01.2013

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Beyond Skyers"

[Фоернутый меломан]

Название: "Beyond skyers"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: он, она
Жанры: Повседневность, флафф, POV
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора

В небе зажглась ещё одна звёздочка. Ещё одна, ещё... Будто небо стало домом, а звёзды – окошками. Пятиконечными иллюминаторами в бескрайнем тёмном самолете. Словно кто-то там, за небесным полотном, пришёл домой после тяжёлого дня и зажёг звезды в позолоченных подзвёздниках. Они горят ярко, так, что их свет долетает даже до нашей Земли, которая вращается себе вокруг недавно погасшего на несколько часов вечного Солнца.

Вытянув ладонь вверх, к галактикам, я с улыбкой спросил самого себя: «Что я делаю?» Наивный мечтатель, беззаботный студент и должник с кучей хвостов – стою и размышляю, кто живёт за небом. Должно быть, это кто-то гигантский, потому что звёзды совсем не маленькие. Должно быть, это кто-то холодный, потому что звёзды очень горячие. Должно быть, это кто-то ответственный, потому что звёзды зажигаются каждую ночь... Нет, я всё же полный дурак.

- Смотри, Млечный путь...

Родной, любимый голос – и Млечный путь. Его не видно за проплывающими тяжёлыми облаками, заслоняющими сонную луну, но она говорит, что видит эти вытянутые спирали, сияющие завихрения... Врёт ведь, а я верю. То ли наивный, то ли люблю.

- Ты знаешь, кто живёт за небом?

- Мм... People beyond the heavens? Beyond skyers?

Она любит английский, всегда любит сочинять несуразицу и мне это нравится. Может быть, потому что её несуразицам до моих ещё далеко, а может быть, потому что я сам по себе одна большая несуразица.

- Может, занебесники?

- А может, небесные странники?

Теперь она вспомнит Лермонтова, вновь перемешав его строчки между собой, затем вспомнит Шекспира или Байрона – и я буду молча слушать её щебет. Слушать, вникать, смотреть на сверкающие звёзды и думать, кто с минуты на минуту начнёт скидывать их с подзвёздников на наши влажные от недавнего дождя головы.

Она смеется и сразу загадывает желание, когда вниз летит первая звезда, а я думаю, что она загадала. Наверное, чтобы те, кто живут за небом, действительно назывались Beyond skyers. Или занебесники.

Или небесные странники.

12.10.2012

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Лингвистята"

[Фоернутый меломан]

Название: "Лингвистята"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: декан факультета лингвистики, студенты
Жанры: Повседневность, флафф
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
Посвящение: родному ИМС, где учится автор.

Утро. Жемчужно-серое утро. Родной институт уже потихоньку просыпается, вместе с ним просыпаюсь и я, вполне бодро шагая по пустым коридорам.

Идёт первая пара. Она всегда сонная, что мне, декану факультета лингвистики, замечательно известно. Но ведь нет ничего лучше занятий в 8:30. Ты еле просыпаешься, плетешься умываться, медленно одеваешься, клюешь носом в переполненной маршрутке, бредешь к институту... И всё это ради того, чтобы, наконец, прийти в кабинет и увидеть, что ты не одинок: половина твоей группы уже мирно досматривает свои сны за партами, к чему ты, разумеется, с удовольствием присоединяешься. Правда, ты всегда приезжаешь за полчаса до начала, так что через полчаса позитивный голос преподавателя разбудит тебя лучше будильника, и после ты начнешь сам будить свой мозг. Чем – уже не важно. Это и кофе, и лекция, и рисование...

Вот чем так замечательна первая пара.

Подхожу к аудитории, где в эту минуту сидит мой драгоценный первый курс. Драгоценный – потому что все первокурсники драгоценные. Они ещё не знают, каково сидеть ночами и учить древнегреческий язык. Они ещё боятся ступить не туда и боятся быть немножко наглыми. Они ещё наивные и трогательные, в общем, ещё совсем дети. Подхожу к двери и прислушиваюсь. Улыбаюсь.

У них фонетика. На самом деле, сонные студенты на фонетике – чудо чудное. Хуже, пожалуй, только французы, говорящие на английском... Страшное дело, надо сказать. Хотя чего только не увидишь в стенах института международных связей: однажды к нам приехал гостем индус. Это было что-то. Даже мы, почётные преподаватели, не понимали процентов двадцать того, что он говорил, а каково пришлось старшекурсникам, которые переводили его на зачёт – неизвестно. Но страшно однозначно. Впрочем, главное правило они, слава Богу, уяснили.

Всегда улыбайтесь.

Неважно, где вы – в Португалии, Китае, Швеции – улыбайтесь. В Америке вот идёшь, и тебе все улыбаются. Желают доброго утра, желают удачи в предстоящем дне. Им даже не важно, кто вы, хоть алкаш, съевший собственный ботинок с похмелья. У них просто так принято: улыбаться друг другу на улицах. Я попробовал улыбаться так у нас, в России... Люди смотрели на меня как-то странно. Одни как на дурака, другие как на психа, третьи вообще обходили стороной за несколько метров. И только пара-тройка человек улыбнулась в ответ. Печальное зрелище.

Покупаю себе кофе в автомате, который часто любит наливать белую воду и не отдавать сдачу, и иду в деканат. Там после институтского Хэллоуина осталось много разных вкусностей. Даже печеные ведьмины пальцы есть. Вкусные такие, с миндалём. Конечно, это в какой-то степени каннибализм, но ведь не пропадать добру.

Мимо прошмыгнул злостный прогульщик. Меня он не заметил, а я сегодня добрый.

Первый курс придёт ко мне через две пары. Сядет за свои компьютеры, одинаково сонно зевнет, подвинет к себе клавиатуры... И станет слушать мои рассказы про то, как легко убить таблицу или маркированный список в ненавистном мне Microsoft Word 2010. Я же буду на них смотреть и думать, что через четыре долгих года они станут совсем другими – серьёзными, взрослыми переводчиками с английского на русский, с русского на немецкий, с китайского на некитайский... А пока они всего лишь дети.

Мои маленькие лингвисты.

02.11.2012

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Дюймовочка"

[Фоернутый меломан]

Название: "Дюймовочка"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: поэт
Жанры: Повседневность, гет
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
Посвящение: человеку с ником Almond. Автор почему-то думал о нём, когда щелкал по клавишам.

Утро. Продрогшее, сырое и пасмурное утро просочилось в комнату, прохладным одеялом накрыв обнаженные лодыжки спящего юноши. Он что-то пробормотал, рукой смахнул с низкой прикроватной тумбочки открытую пачку сигарет и приоткрыл глаза.

Вставать не хотелось. Где-то за окнами капли моросящего дождя барабанили по сточным желобам и пузырили лужи на тротуарах. Там же сидели под карнизами промокшие коты, наблюдая за не менее промокшими воробьями немигающими глазами. Вставать и идти в серый туман, дымкой устлавший улицы, не хотелось.

Он посмотрел на часы. Тикают, как обычно, гонят вперед медленное время... Без двух семь. Через пять минут под его балконом вновь застучат каблучки. Или сегодня это будут сапожки – чтобы не промочить аккуратные ступни. Почему-то он был уверен, что у незнакомки, каждое утро спешащей мимо его дома, очень маленькие, хрупкие ножки. Как у Дюймовочки из его любимой сказки Андерсена. Но посмотреть, так ли это на самом деле, он не мог – сказки, особенно детские, не терпят чужого вмешательства.

Ровно семь утра. Часы не бьют. На пачке из-под сигарет, что белела на темном ковре, он заметил неровные строки, которые поздно ночью написал карандашом. Снова стихи. Стихи о вечном, светлом и недостижимом – о мечтах всей его жизни в расплывчатых, немного смазанных буквах. Он часто читает их вслух своей матери, и она, давно постаревшая и бесконечно добрая, плачет, вспоминая то, что пережила. Блокада, крики, расставания... Он всё пишет, а она всё вспоминает.

Две минуты восьмого. Стучит каблучками Дюймовочка, и он жалеет, что не может прочитать ей свои чувства, каллиграфическим почерком начертанные на сердце. Не может коснуться белоснежного шарфа, поймать за руку и посмотреть в лучистые, тёплые глаза. Он ведь слишком робок, слишком романтичен и слишком наивен, чтобы быть по-настоящему счастливым. Но кто сказал, что он, поэт, несчастлив?..

На половицы серыми маленькими перышками оседает пепел. Завитки горько-ароматного дыма улетают в окно, влюбленные голуби воркуют над промокшими мартовскими котами, а он в очередной раз заполняет бисерным почерком потрёпанный лист бумаги. Бездумно, восхищенно...

Проникновенно.


17.12.2012

@темы: Гет, Мело, Ориджинал

---

"В стол"

[Фоернутый меломан]

Название: "В стол"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: Эскапист
Жанры: Повседневность, философия, психология
Рейтинг: G
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора
Посвящение: Олли Фоксу

Будем горевать
в стол.
Душу открывать
в стол.
Будем рисовать
в стол.
Даже танцевать —
в стол.
Будем голосить
в стол.
Злиться и грозить —
в стол!
Будем сочинять
в стол...
И слышать из стола
стон.

Роберт Рождественский.

Эскапист с тёмными, словно две спелые смородинки, глазами бесцельно смотрел в закрытое окно. Там, на продрогшей весенней улице, с занавешенного тучами неба по очереди капали холодные слёзы, которые ударялись о разноцветные зонты и стекали на промокший асфальт тонкими струйками. Пасмурно, беспросветно, тоскливо… А на столе задумчивого мечтателя – открытая толстая тетрадь, где клеточки заполнены бисерным почерком, а уголки украшены аккуратно выведенными виньетками. Однако эти виньетки и не сравнятся с теми узорами, что эскапист по крупицам вплел между буквами своих фраз.

Вот только пишет он в стол. Прошло время Булгакова, давно освободился Солженицын, заснул вечным сном Сталин, а он всё равно пишет в стол. Тратит тонкие и острые листы, зачёркивает неудачные строки прерывистыми линиями, не подозревает, что пишет про жизнь. Однако всё остается в ящике простого деревянного стола. Юноша не замечает, как слабеет его зрение, как мнутся страницы, как течёт сквозь длинные пальцы пианиста скрытый талант, а люди всё ещё не прочли ни одного слова, написанного его рукой.

Не прочли... Но в чем причина? Для эскаписта - нет причин. Есть только сердце, умеющее мечтать, и разум, не позволяющий перейти невидимую грань между ним и читателем. И пусть в его тетради с мягкой обложкой таится рассказ о студенте-романтике, повесть про одинокую пожилую женщину, история о коте и его хозяине… Пусть даже места в ящике простого деревянного стола уже не останется, мечтатель не сделает шаг вперед.

Просто найдет новый стол.

Эскапист с тёмными, точно черный жемчуг, глазами устало откинулся на спинку мягкого кресла. Рядом, в прерываемой тиканьем часов тишине, мягкими светлыми лапами касалась пола пушистая кошка, которая играла с танцующим в воздухе перышком и приятно мурлыкала. Спокойно, тепло, безмятежно… А на столе заснувшего мечтателя – закрытая старая книга, где меж пахнущих пылью страниц лежат сухие листья, а переплёт растрёпан от постоянного чтения. Однако этот стёртый переплет и не сравнится с теми мозолями, что эскапист так больно натёр шариковой ручкой при создании навек скрытого в ящике очередного шедевра.

03.05.2012

@темы: Мело, Ориджинал

---

"Трель"

[Фоернутый меломан]

Название: "Трель"
Автор: Мело
Фандом: Ориджинал
Персонажи: кто-то, альпинист
Жанры: Повседневность, драма, POV
Рейтинг: PG
Предупреждение: Смерть персонажа
Размер: драббл
Статус: завершен
Размещение: только с разрешения автора

Меня разбудила трель крапивника.

Я знал, что птица, которая поёт так чудесно, называется крапивником. И я знал, что песни можно назвать трелью. Но я не знал ничего о мире, что встретил меня так ласково несколько лет назад.

На светлых стенах рисовали теплом солнечные лучи. Один из них скользнул по моему лицу, я успел тронуть его пальцами. Пушистый и мягкий. Словно что-то живое касалось меня, пыталось понравиться, приластиться. Я раскрыл ладони, и луч тотчас убежал вниз.

Со скрипом постели я сел. Спустил ноги вниз, посмотрел на обнаженные ступни. Ощутил лёгкий ветер, что тихо стелился по полу, и попробовал подняться. Нагретые доски приятно обожгли подошвы, я сделал шаг. Ещё, ещё... Мне понравилось шагать по солнечным следам. Шелест травы снаружи ждал меня под кучерявыми облаками, небо неторопливо плыло над моей уютной одинокой хижиной – я был полон того, что люди называют безмятежностью.

Люди. Потому, что я – не человек.

За деревянной дверью меня встретили далёкие, но в то же время такие близкие величественные горы. Их верхушки, укутанные снегом, завораживали и успокаивали, я вытянул руку вперед, разжал кулак – моя ладонь оказалась ничтожно маленькой в сравнении с ними. Я улыбнулся, шагнул и наступил на несколько мелких камней. На поцарапанной белой коже выступили прозрачные густые капельки, вместо улыбки мелькнула гримаса. Капельки остались на траве, как если бы осталась роса, и я поморщился.

Мимо пробежал кролик. Бурая шкурка его сливалась с землей, я немного позавидовал тому, что он может быть незаметным для голодных волчиц с их крохотными волчатами. Вот бы мне стать таким среди живущего там, внизу, северного народа... Кролик не заметил меня и моего сердцебиения. Я не удивился.

Я был пустым местом с температурой не выше 34° по Цельсию.

Позади послышался треск, противный скрежет железа о твердую горную поверхность. Я обернулся, пошатнулся и захотел исчезнуть. Передо мной был альпинист. Он ещё не заметил меня: сворачивал верёвки, устало разминал шею. Я осторожно ступил назад. Предательски хрустнула ветвь ели, альпинист рывком развернулся, в его руке был короткий нож. С минуту он смотрел на меня, и в глазах его, карих, как я успел заметить, постепенно появлялся такой знакомый мне испуг. Я понимал его, потому что видел самого себя в этих красивых ореховых радужках. Высокий, бледный, безволосый и безголосый – неясное, жуткое существо. Альпинист пронзительно, громко закричал, а потом, совсем не подумав, сделал резкий шаг назад... Мой рот открылся в беззвучном вопле, когда он уже летел головой вниз с крутого обрыва.

Крапивник запел в наступившей тишине.

Мне было страшно подходить к краю, и вместо этого я посмотрел на небо. Оно было глубоким, живым и одиноким. Пусть ласкаемым ветрами и бегущими облаками, согреваемым солнцем и птичьими сказками.

Порой мне казалось, что я сам небо.

Просто не могу свободно плыть над лежащим внизу другим миром.


08.12.2012

@темы: Джен, Мело, Ориджинал

---

Утопая в...

[Kodokuna sakka]

Название: Утопая в...
Автор: IzushkBazaltovich
Бета: Anni Tender; последняя часть maybe illusion
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: люди и нелюди
Рейтинг: NC-17
Жанры: Слэш (яой), Мистика, Психология, Даркфик, POV
Предупреждения: Насилие, Изнасилование
Размер: Миди
Статус: Завершён
Описание: Чувства, помогающие жить. Чувства, говорящие, что ты жив, что ты существуешь. И это лишь ненависть и злость... А что будет после?
Посвящение: Существующим и несуществующим богам.
Размещение: Запрещаю
От автора: Автор, кажется, курит. Ну или пьёт. В целом, автор точно не в себе.
Плюс ко всему, до того, как приступить к чтению, было бы желательно узнать легенду/миф о Дионисе и Ампеле. Хотя и в фанфике есть объяснения, но всё-таки.

Пролог

Густой туман окутал маленькую комнатку. Чёрной завесой закрыл от взора человеческого каждый уголок. И только в темноте доносились неясные звуки-шёпоты, разрывая тишину на части. Казалось, что всё живое повергается в пучины Мрака. Опускается в вечный и непобедимый Хаос. И юношеское сердце, незрелое, слабое, податливое, становится пристанищем божественного Гнева. И покрывается сизо-чёрным мягкий, горячий, маняще бьющийся орган, и закрывается светлая душа в прочной клетке, отгородившись от мира внешнего.
Утром, когда родительская кровь усыхает на белоснежных простынях, когда пепел отцовского тела рассеивается в воздухе, просыпается Ненависть – всёсжигающая, неистовая, разъярённая.

Часть 1

Мои слова растворятся в холодном поцелуе – они для тебя пустота.
Мои объятия останутся безответными – они для тебя как терния.
А моя любовь… Она же утонет в пламени жестоких слов.

Я есть я, но я - не я. Слишком ничтожный, но одновременно до тошноты гордый и высокомерный. С рождения такой и почему-то горжусь этим. Горжусь тем, что маскируюсь под личиной бесчувственности. Делаю вид, что меня ничего не волнует, а сам чуть ли на стенку не лезу из-за тебя. Видимо, нечего было тебя шантажировать и угрожать, показывать откровенные фотографии, где ты с учительницей на парте занимаешься сексом. А она - шумно всхлипывает, смотрит из-под полу-опущенных век на тебя, пальцами гладит твою щеку и шепчет какие-то противные, гадко-сладкие глупости. Я не должен был на это смотреть, как и не должен был это фотографировать. Мне нужно было сразу уйти, сделать вид, что я ничего не видел и что не возбудился, глядя на сильную спину и прямые ноги одноклассника. Но вместо этого я снял короткое видео, сделал несколько снимков и на следующий день, после уроков, договорился с Такуми о встрече в литературном клубе. Я знал, что литературный клуб - самое укромное и надёжное в школе место, скрытое от всех и забытое всеми. В наше время люди разлюбили книги, вытеснили из своей жизни литературу, более не вспоминая о ней. Поэтому и клуб закрылся, стал чем-то невзрачным и брошенным. И из-за этого я пригласил Такуми туда, ведь знал: что бы ни случилось, кто бы его ни искал, всё равно туда никто бы не сунулся.

Иино Такуми сидел спокойно, беззаботно смотрел в потолок, что-то мурлыкал себе под нос. Минуту я стоял и любовался им. Не то чтобы он был слишком красивым или милым, но он притягивал, завораживал и не давал спокойно дышать. Я кашлянул, привлекая его внимание к моей персоне. Карие глаза пронзили меня жгучим холодом, мне стало не по себе, но я не отступился, хотя, думая об этом сейчас, я понимаю, что, возможно, это был сигнал, чтобы я остановился, не совершал ошибку. Но как я мог остановиться, когда карие глаза будто молили меня, чтобы я пошёл до конца, как?

- Так ты угрожаешь мне фотографиями учителя? И? Думаешь, что мне от этого что-то будет? Ты дурак, да? – он многозначительно фыркнул. – Так вот, максимум, что будет - её обвинят в педофилии, уволят с работы и посадят. А меня… всего лишь отругают родители. Мне всего семнадцать лет, так что лучше иди и её донимай. Может, повезёт, трахнешь её, - Такуми, ещё раз фыркнув, поднялся и поспешил к двери кабинета, легко толкнув меня в плечо.
Я разозлился, колючий комок гнева застрял в горле, давил на кадык. Схватив его руку, я потянул одноклассника обратно, швырнул к стулу и прорычал:
- Будешь рыпаться - появятся новые фотографии. И поверь, эти будут против тебя, - Вцепившись в его горло мёртвой хваткой, я наклонился, облизнулся и прокусил его губу до крови. – Мне нужен ты!
Мне показалось, что от ужаса и злости Иино задохнулся. По его подбородку стекала горячая кровь, запах металла манил к себе, я сходил с ума. Бесы, что жили внутри меня, давали о себе знать. Пробуждались и тянули всё моё существо за собой, в бездну, где кишмя кишело отчаяние и безрассудство.
Словно свежее, ещё не застоявшееся вино, кровь капала на мою руку, и я ощущал её жар. Словно ожоги набухали на кисти, а под опухшей кожей скапливалась желчь. И от мыслей, как сладко будет его мучить, я опьянел. От одного ощущения его страха и боли, я сходил с ума. Как и говорил Он: «Если демон внутри тебя проснётся – он тебя погубит». И мой демон просыпался. Восставал из усопших, стряхивал с себя пепел и готов был вдохнуть знойного воздуха, пропитанного ненавистью.


Ты же знаешь, что должен остановиться, ведь так? Но всё же продолжаешь сжимать его горло и вдыхать запах крови. Это возбуждает? Почему из всех парней и девушек ты выбрал именно его? Чем зацепил? Взглядом? Ох, эти карие глаза сведут с ума не только тебя, кажется, и учительница от них обезумела. Что бездействуешь? Или отпусти его, или просто завали уже. Тебе же нужно утопить в ком-то свою злость. Я думаю, что он готов. Давай, действуй.

Сильнее сжав горло Такуми, я начал стягивать с него штаны. Он задыхался, а я концентрировал своё внимание на капельках крови, что стекали по моей руке. Несколько капель давно высохли, чуть стягивая кожу - их хотелось слизать. Почувствовать сладко-солёный вкус на языке, погрузиться в туман. Это была нирвана. И мой член готов был взорваться лишь от одного взгляда в его глаза – где царил мрак, где спал хаос, в котором мой бес должен был найти утешение. Я видел своё отражение в карих стёклах, читал по его окровавленным губам, как он проклинает меня, и вслушивался в тяжёлое хриплое дыхание. Он был шедевром человечества. Самым натуральным и естественным. И это выжигало во мне дыру, опустошало, а потом снова наполняло злостью. И я знал, что только он, Такуми, смог бы успокоить меня. Когда его окровавленные и ослабевшие пальцы пытались убрать мою ладонь, я тихо выл, облизывая их, всасывая в рот и обмазывая их своим ядом.
- Первый раз с парнем? – спросил я, лаская второй рукой его плоть.
Такуми попытался вырваться, но у него ничего не получилось. Живая марионетка, обречённая и почти что сломленная, смешила.
- Значит, первый. Ещё раз попытаешься вырваться - умрёшь. У меня сильная хватка, не зря я потратил шесть лет на дзюдо, - Спустив свои трусы, я придвинулся поближе к телу Иино. Мой член тёрся о его живот, касался пупка и иногда головкой погружался внутрь. В моих венах бурлила ненависть - я балдел от этих ощущений и бесстыдно стонал. Тонкие, липкие нити моей смазки покрывали его живот. Руку я не отпускал, даже не задумываясь о том, что Такуми мог умереть. Мою ладонь ласкал его кадык, когда он пытался дышать – я впадал в эйфорию.
- Какое развратное тело… Ты почти теряешь сознание, но возбуждаешься… Прекрасно…
Я целовал его плоть, красноватую головку, которая сочилась смазкой. Растягивал кожу на яичках, а потом пальцами добирался до заднего прохода, несколько раз входил двумя пальцами, растягивал и выходил. Дразнил его, наслаждаясь хриплым скулежом.
- О, не плачь. Слёзы не красят мужчин, - Я сжал его член в ладони, и Такуми кончил, вместе со мной.

Так быстро сломал новую игрушку, совсем сдурел? Ему всего семнадцать! Как тебе не стыдно, Киёши. Теперь ты в ответе за него, понимаешь? Отпусти его горло, а то он задохнётся. Тебе повезло, что он только сознание потерял. Но ты никогда не сможешь уничтожить холод, который обращён к тебе, Киёши!

Часть 2

Я оставил его одного, на грязном полу, в своём семени и в крови. Он еле кашлял, хрипел, как раненый зверь. А я упивался этим зрелищем. Каждая сделанная мною фотография была доказательством того, что я стал его хозяином. Такуми принадлежал мне и никому больше: ни своей семье, ни своим друзьям, ни учительнице. Только мой – сокровище, которое нашёл я. И хотело моё сокровище этого или нет, но каждый день, после занятий, мы встречались в литературном клубе. И я позволял своей злости накрыть нас волной безумия, позволял своему демону проснуться и пробудить в нас зверскую похоть.
Я покрывал его тело багряными засосами, сжимал между пальцами его соски, вызывая протяжные стоны. Вскрывал ещё не затянувшиеся раны, окрашивая нагое тело в ярко-коралловый цвет. Уничтожал все пути к побегу, оскверняя измученное тело. Мои бесы резвились под музыкой его мучений, и исступление пронзало моё каменное сердце.
Я проникал в него, в его душу, царапал по её стенкам, оставлял раны и боль. Мне было мало, мало, мало… Настолько мало, что я глотал его вздохи и выдохи, пил его кровь и семя. Но глаза… Чёртовы карие глаза, освещённые хаосом! - не замечали меня. Смотрели сквозь, искали другого беса. И я душил Такуми, пытался убить, чтобы он посмотрел на меня. Я кончал в него, наполнял всего, и его совершенное тело отвечало на мои секуции.
Каждое утро я приходил к дому Иино, наблюдал, как он вместе со своими дружками, смеясь и громко говоря, направлялись в школу. Я замечал, как меняется он, становясь истинным Дионисом. Тот, к кому стремилось моё сердце, тот, чьи лукавые речи и сладкие стоны поглощали мои уста. Я видел его – моего Бога, моего Любимого. Стремился к нему всё больше и больше. Тело становилось неуправляемым, и я не мог жить без него. Каждый час казался вечностью, руки дрожали, как у токсикомана, и постепенно дрожь превращалась в покалывание.

- Мой Дионис, - шептал я, лаская напрягшийся член.
Такуми отвернулся в отвращении.
- Чокнутый, - промолвил он. Его немногословность, холодный взгляд разрывали меня на части, подкидывали дрова в мой знойный сварог.

Успокойся же, Киёши. Ты же знаешь, что он не станет твоим. Посмотри в его ледяные, безжизненные глаза. Он не ищет тебя, не хочет. Ты ему не нужен. Ему нужен другой, совсем другой человек… или не человек вовсе. Присмотрись, как глубоко затаилась его душа, как закрылась в клетке. Присмотрись же, Киёши…


Я старался не слушать Его. Пытался спрятаться, но ничего не получалось. В моём сознании жил Он, и я не мог отгадать был это бог или демон. Я и не старался убить Его или изгнать, нет, я просто знал, был уверен в том, что если Он меня покинет, то моя ненависть поглотит меня. Я не ненавидел Его, но и не любил. Всецело я принадлежал лишь Такуми. Только он мог излечить меня. Только он мог помочь мне преодолеть всю ту прель, что заполняла меня. И только Такуми мог понять меня, потому как мы были похожи.

- И сколько это будет продолжаться? – спросил Такуми после того, как оделся.
- Сколько понадобится.
- Мне это надоело, - он пощупал новую ссадину на губе, зашипел.
- Тебя никто не спрашивал, - Я вышел из кабинета, напоследок бросив: - Встретимся завтра, не опаздывай.
Захлопнув дверь, я прижался к ней спиной. Голова болела, в ней будто творилась Вторая мировая война. Я слышал стоны Такуми, его мольбы и скулёж, ощущал на щеках его слёзы, а на губах его кровь. Всё повторялось, как несколько лет назад, когда мне показалось, что у меня была семья.

Ничего необычного, ты сходишь с ума, Киёши. Я же тебя предупреждал, чтобы ты оставил Такуми. А ты поступил по-своему. Отпусти его, или бесы разозлятся.

- Не отпущу, он мой.
- Тебе так кажется.
- Не кажется.
- Он смотрит сквозь тебя. Он не тот, кого ты искал.
- Тот!
- Он не Дионис! Твоего Бога нет, он не существует. Исчез и растворился!
- Тогда я создам нового бога!

В тот день Такуми долго не выходил из школы, только когда его выгнали из кабинета литературного клуба. Я его изнасиловал и побил, заставляя признаться в том, что я его Хозяин. Но Такуми так и не признался. Он становился божественнее, а я всё слабел. Мне нечего было больше ему отдавать, потому как злость утихала. Становилась всё глуше и глуше. А Он приходил чаще, уговаривая меня оставить того, к кому я стремился.
Такуми скрылся в здании, где он жил. Стемнело, и голоса птиц стали доноситься чётче. Перемешивались со свистом ветра, создавая какофонию. Я решил вернуться к себе, в пустую квартиру. Где не было ни матери, ни отца. Лишь старый чёрный кот Широ, который не замечал меня.

Дома я увидел Широ, помолодевшего и бодрого. Он смотрел на меня голубыми глазами, махал своим пушистым хвостом из стороны в сторону. В сердце неприятно кольнуло.
- Вернулся? – промолвил он тихим, бархатным голосом.
Голосом, который я слышал всегда, Его голосом.
- Что? – В голове начало гудеть сильнее, начало казаться, что Широ улыбался.
Кот подбежал ко мне, потерся тёплым тельцем о мои ноги и вернулся обратно, в мою комнату, откуда и выскочил.

Рано тебе показываться, да? Какой же ты глупец, Киёши. Когда придёшь в себя – позови доброго Широ-сана.


Я услышал последние его слова и потерял сознание. Что-то во мне треснуло и вырвалось наружу. Из глаз потекли кровавые слёзы, и последние слова до моей смерти были:
- Такуми, спаси…

Мир, что находился во мне, горел в чёрном пламени. Не было ни света, ни тьмы. Лишь пустота и смех бесов. Мерзкий, скрипучий смех, что давил на барабанные перепонки. Я кричал и пытался вырваться из ниоткуда, но ничего не мог придумать. В голове было пусто, и только гогот, гогот нечисти…

Часть 3

Я не мог двигаться. Будто был парализован ядом. Отчётливо слышал биение своего сердца. А перед глазами было белое пространство. Это не был Рай, ведь Рая не существует. И Адом это место я назвать не мог – не было устрашающего гогота.

Кто тебе сказал, что Рая не существует? Если ты склонен к тому, что есть Ад, то есть и Рай. Это две стороны одной медали. Два пространства, которые существуют благодаря друг другу. Если не будет Ада, не будет и Рая. Как и наоборот. Не будь глупцом, Киёши.

Его голос, голос Широ, пронзил меня электрическим током и вернул обратно в мир. Электричество прошлось по всему телу, зарядило каждую клеточку энергией, и я очнулся. Вынырнул из волнительного сна; задохнулся земным воздухом, разревелся, как ребёнок.


Может оказаться, что ты побывал и в Раю, и в Аду. Но теперь ты вернулся. Будь готов встретить меня, ведь это всего лишь начало. Начало твоей смерти, Киёши…

На минуту я подумал, что это всё шутка. Игра моего разума, который заразился чумой ненависти и злости. Но это продлилось всего лишь минуту, если не меньше, потому как Широ, когда-то мой кот, явился в комнату, где на футоне лежал я. Его чёрная шерсть блестела в утреннем свете.
- Я думал, что не смогу вернуть тебя.
- Откуда?
- Оттуда, - кот усмехнулся. – Ты побывал в том измерении, где смертному вход запрещён. Ты слушал смех нечисти, но не умер. Не находишь это странным?
- Я нахожу странным то, что мой кот говорит, - Я выполз из-под одеяла.
- Киёши, не играй с огнём. Почему ты не спрашиваешь меня…
- Как я там очутился?
- К примеру.
- Потому что ты всё равно не ответишь, а если уж соизволишь, то ответ будет таким же туманным, как мои догадки.
- И то верно.
- А ещё, кхм, я тебе не доверяю. Хоть ты и был в моей голове уже больше трёх лет.
Сложив футон и убрав его в шкаф, я присел рядом с Широ.
- Скажи лучше, что ты такое.
- Я не «что», - В его голосе прозвучала обида, но Широ продолжил, - я не добрый и не плохой, убивать тебя не собираюсь, я пытаюсь только восстановить гармонию на земле. Баланс, так сказать.
- Баланс? И из-за чего он нарушен?
Широ облизнул свои длинные усы, выгнулся и, посмотрев на меня умными глазами, ответил:
- Частичка зла, непростого зла, попала в твой мир. В тебя. Я хочу вернуть её обратно.
- То есть, вся моя ненависть и гнев – это та самая частичка?
- Да.
- И как она сюда попала?
- Проскользнула.
- Проскользнула?
- Совершенно верно.
Широ отвернулся, опустился на передние лапы и прикрыл глаза.
- А как ты её вернешь?
- Скоро.
- А… Такуми?.. Он…
- Он вообще не из этого мира. Просто подкидыш. Тоже проскользнул, когда-то. Но живёт себе. Его трогать не будем.
Я прикусил губу. Злость опять захватила в свой плен, а ненависть затуманила разум. Я хотел выпотрошить Широ, попробовать его кровь на вкус и узнать всю правду. Хотел отрезать его хвост и им же удушить кота. Увидеть, как глаза покидает душа, ощутить, как холодеет мягкое и тёплое тельце.
- Ты думаешь, что узнав всю правду, сможешь что-то изменить?
- Да, - Я практически прорычал.
- Ладно. Я скажу тебе только часть правды. Самую малую, но значимую. Думаешь, почему в ваш мир попадает всё «это»? Из-за вас же. Твой отец занимался магией. Твоя мать занималась магией. И понесли они ответ за свою непокорность. А ведь предупреждали их, что не надо больше читать молитвы забытым, практически усопшим богам.
- У меня была семья?
В действительности её у меня не должно было быть. Лишь я да кот. Вместе, в одной квартире. Ни матери, ни отца. Никого. Пустой дом, пустые комнаты. Наследие дедушки, по линии матери. И до этого я спокойно жил, под опёкой дяди, которого не видел и не знал. И вдруг семья?.. Безобразное издевательство.
- Была. Но в тот день, когда ты изменился, твоя семья исчезла с лица земли. Их предупреждали, так что получили они по заслугам. И не любили они тебя, можешь не переживать. Будь даже рад, что их больше нет. Но если бы и были, ты бы их сам убил, в будущем. Это предвидели оракулы.
- Что ты вообще говоришь?
- Правду.
- Нет такой правды! У меня нет никого и ничего… - Я не успел договорить, в голове всё закипело - я снова отключился.

Часть 4

Мне казалось, что я находился уже миллион лет в этом месте. Я не мог дать ему имя, кроме как «коробка». Я и был в ней. Есть острые углы, но нет конца. Чему? Не знаю. Просто не было. Белое пространство. И я. Я против самого себя. Против своей злости, своей тёмной стороны. Стороны, которая оставила будто бы меня. Стороны, без которой я ощущал себя пустым и ненужным никому. Ни себе, ни Такуми, ни Широ.
Дни (а дни ли?) проходили однообразно. Я слонялся по бескрайнему лилейному пространству. Кричал, ругался, молился, но ничего не менялось. Всё, что было – это я. А иногда казалось, что и меня не было. Я не мог понять, почему гнев нашёл своё укрытие во мне, а ненависть захватила моё сердце. Почему родители были, но не любили и занимались запретными вещами. Почему я хотел Такуми и ровнял его с Дионисом. И откуда я знал Диониса, хотя в жизни не читал мифологии. Я искал ответы на свои вопросы, думал, что именно это место мне даст ответ, но всё было зря. Будто мир не знал, как от меня избавиться и выплюнул сюда. Конец был близок, ведь моя человеческая часть истощалась. А сердце, которое открылось Такуми, начало умирать. Медленно и болезненно оно засыпало в груди.
Не было утра или ночи, солнца или луны. Никто был нигде.
В последний раз, когда я попытался найти выход из «коробки», я заметил тонкую тень. Тень была не моя, но и теней здесь не было вообще. Меня лишили и её, но в этом месте, вдруг, оказалась одна. Хрупкая, одинокая, потерянная тень. Забытая всеми, как и я. Подбежав к ней, я смог прикоснуться и обжёгся. Дикий вопль охватил белое пространство. Палец набух и покраснел. А я кричал, потому что что-то пробралось в меня, сквозь мой палец. Что-то хотело высосать последние капли жизни из меня.

Ты не умрёшь. Будь спокоен. Не пытайся содрать кожу, Киёши. Не пытайся. Оно пройдёт. Скоро всё пройдёт. Я обещаю.

- Широ!
Ухватившись за руку, я обессиленно упал. Что-то ворвалось в моё тело, хотело его уничтожить и добралось уже до души. Я выл, кусал губы, пытался не трогать руку. Но ладонь сама сжимала палец, ногти пытались содрать набухшую и наполненную жидкостью болячку. А кожа была твёрдой как камень и горела, горела, горела…
Казалось, что тысяча кинжалов пронзало моё тело. Они мешали мои внутренности, разрывали кишки и почки; другие сдирали мясо с конечностей и били стальной рукояткой по костям.
Я онемел. Всё опять начало тонуть в неизвестность. И тянуло меня за собой.

- Лучше убей меня. Убей… Широ…
- Я не могу.
- Убей…
- Это не мне решать. У меня нет прав ни на чью жизнь.
- Прошу…
- Тебя ждёт один человек. И ты почти излечился. Я ведь обещал, что скоро всё закончится.

Утонув, я не смог вынырнуть. Будто кто-то взял меня за шкирку, как нашкодившего кота, и окунул в холодную воду, а потом, когда я наглотался воды, отпустил. И, не в силах больше бороться с ледяным течением, я опустил лапы и начал падать вниз, в тёмно-синюю бездну.
Как бы то ни было, там, куда я попал, меня встретили какие-то существа в чёрных балахонах. Капюшоны хламид скрывали лица существ, делая их более страшными и мрачными. Молча, они повели меня вперёд. Света почти не было. Тускло освещённое помещение, наполненное тяжёлыми запахами гнили и крови, перемешанное с ладаном, давило на меня. Было неуютно и противно. Впервые я себя чувствовал настолько жалким, что хотел сгореть и превратиться в кучу угля.
Когда мы остановились, передо мной был только серо-красный туман. Земля под ногами, будто тарахтела. Я посмотрел наверх и ничего не увидел, такой же серо-красный туман, что тянулся бескрайним куполом ввысь. Один из сопровождающих толкнул меня ногой вперёд, так, чтобы я упал на колени и склонил голову. Его липкая, влажная рука опустилась мне на шею, а потом послышался тихий, глубокий голос:
- Он сам пришёл, о Великий.
- Да, сам, сам, - поддакнули сзади.
- Его нужно казнить. Он осквернил нашу последнюю надежду на возвращение.
- Да, нужно, нужно, - опять поддержали его.
- Я прошу Вас, о Великий, позвольте нам убить его. Его кровь бесценна, пока до него другие не добрались, пожалуйста…
- Молчать! – Меня будто окатило кипятком. Сильный, мощный, красивый голос пронзил всё моё существо. Волосы встали дыбом, а дыхание участилось. Я слышал этот голос миллион раз. И так же миллион раз перебивал обладателя этого голоса, чтобы он преклонил колено передо мной.
- Но…
- Молчать, молчать, - опять шестёрки заговорили сзади.
- Итак, именуемый Киёши, - голос стал ближе, а потом из серо-красного дыма возник прекрасный юноша. Моложе меня, нежнее Такуми и лучезарнее солнца. Он наклонился ко мне, я чувствовал горячее дыхание на своём лице. – Я рад тебя видеть. Меня зовут Ампел. Уверен, ты меня не знаешь. Но важная часть меня сейчас в тебе. Та часть, что даровала мне жизнь, жизнь во второй раз. Увы, придётся тебе её вернуть, - Ампел склонил голову на бок.
- О, Великий, а что будет после?
- Да, что будет после? А? После?
- А после, я убью их. И настанет конец моим мучениям, - Его глаза на минуту потухли, да так, что мне показалось, будто он умер.
- А я при чём? – хрипло простонал я, не в силах больше молчать. Голова всё ещё болела, а тело я не чувствовал.
- Ты? Простая случайность, - юноша грустно улыбнулся.
- Пожалуйста, давай поговорим. Пусть они меня отпустят, прошу… - Я попытался подняться, но существа меня опять толкнули. Ползком я добрался до ног Ампела. Полы его одеяния были мокрыми и пахли кровью. Запах ударил в нос, и зверская жажда охватила меня, пробуждая уставшую, истощённую ненависть. Я пал губами к его коленям и молил, молил о крови.
- Сгиньте, - Вдруг его рука поднялась, и существа мигом исчезли. Он опустился на пол, рядом со мной и положил свою голову на мои руки. Каштановые кудри, мягкие и пахнущие сиренью, касались моего лба.
- Как ты наивен, человек. Как быстро поддаёшься чужим эмоциям. Как быстро пал ты от моей ненависти.
- Но они позволили мне жить.
- Жить ради кого?
- Ради себя!
- Мне тебя не понять, Сасаки Киёши. Но я позабочусь о том, чтобы ты жил и больше не ведал ни ненависти, ни гнева.
Ампел поднялся, и я увидел, как его глаза блестели от слёз. В последний раз улыбнувшись, он коснулся губами моих губ, и горькая пустота сжала меня в своих лапах. Последнее, что я увидел, были нерадостные тёмные глаза, в которых постепенно начали зажигаться ненависть и злость.

Часть 5

Я очнулся неожиданно. Спокойствие и какая-то мягкость разливались по всему телу, касались души и сердца. Лёгкая слабость дурманила своим ароматом непринуждённости. Я потянулся, вдохнул воздух, который теперь казался сладким и нежным. Невольно улыбнулся.

Ты вернулся. Я же говорил, потерпи, а ты не хотел. Всё закончилось, Киёши. Теперь ты свободен, как и я.

- Широ? Ты где? – Вскочив на ноги, я выбежал из комнаты.
Посмотрел на кухне, в коридоре, в ванной. Вернулся в комнату, но нигде не нашёл Широ. Кота будто бы вообще не было.

Не думаю, что тебе понравится мой нынешний облик. Я выполнил свой долг, обеспечил твоё пребывание «там». Обеспечил вашу встречу и освободил тебя от зла.

- Широ, мать твою, явись же! Где ты? Я хочу тебя видеть, и не важно, в какой ты форме! И ты теперь уйдёшь? Я жил с тобой с детства, уже три года как с тобой общаюсь, и ты говоришь, что уходишь?
- Киёши, будь разумнее.
- Нет! Выходи!
- Как хочешь.

Не прошло и секунды, как на мои глаза опустились сильные руки. Горячие, мощные ладони, в которых хранилась неописуемая сила.
- Позволь посмотреть на тебя, Широ.
- Смертный не имеет права смотреть на меня. Ты думаешь, почему я был в образе кота?
- Пожалуйста, - промолвил я.
- Совсем другой человек, совсем, - как-то обречённо сказал он, и на мою голову опустился подбородок. Руки сместились на мои плечи, стиснули в объятии. – Я так привык к тебе, Киёши.
- Остаться не можешь?
- Увы, нет.
- Но…
- Нет, не могу, - Мои глаза опять закрыли. Повернув меня к себе лицом, но всё ещё держа руки на моих глазах, Широ коснулся моих губ. Скользнул по ним языком, а потом нежно поцеловал. И исчез. Навсегда. Оставив меня в доме совсем одного. В доме, где не было ни матери, ни отца. Пустая квартира, с пустым мной и без чёрного кота Широ.
Следующим утром, в школе, я встретился с Такуми. Он стоял около дерева сакуры, которое уже готовилось расцвести во всей своей красе, ведь наступала весна. Такуми кивком указал на южную часть здания, давая понять, что нам нужно встретиться в литературном клубе.

- Где тебя носило?
- Не твоё дело, - Я сел перед ним.
- Как знаешь. Только вот ответь мне, почему, пока тебя не было, разные личности приставали ко мне, а?
- Что?
- Притом, назвав их личностями, я как-то преувеличил. У них не было лиц. Они были в чёрных балахонах.
Я сглотнул. В коленях появилась дрожь.
- Они тебе что-то говорили?
- Только в последний раз. И сказали: «Его возвращение принесёт твою смерть».

Эй, Широ, где тебя носит, когда ты так мне нужен? Кто мне скажет, что происходит?

Поднявшись с места, я взял Такуми за руку. Его пальцы были холодные, не такие, как у Широ. Я прикусил губу и, чуть подумав, сказал:
- Тебе лучше пойти со мной. Там разберёмся.
Сказать-то я сказал, только сам не был уверен в своих словах. А Такуми смотрел на меня с опаской, будто сомневаясь в том, что я ему поверил.

Моя квартира пришлась ему по вкусу. Не спросив разрешения, Такуми плюхнулся на мой футон, который я не успел собрать утром. Попросив у меня чаю, он полез под одеяло и заснул. Пока он спал, я решил найти то, что могли оставить мои родители, которые вроде бы существовали. В их комнату, которую я считал гостевой, я не заходил. Друзей у меня не было, так что и туда приглашать было некого. И комнату я ни один раз не открывал. Может, Широ не позволял, или её вообще не было.
В спальне стояла духота. Толстый слой пыли под ногами вынудил меня надеть обувь и только потом зайти туда. Я сразу открыл окно. Слабый поток воздуха начал раскачивать пожелтевшие тюлевые занавески. Пришлось включить настольную лампу, которая, несколько раз моргнув, начала светить.
- Так, что же мне искать?.. – вслух подумал я и принялся рыться в шкафу.
Старые одежды. Практически все тёмных тонов. Много пиджаков и плащей. И не разберёшь, что принадлежало маме, а что - папе. Выбросив все шмотки на кровать, я залез в шкаф и начал стучать по его стенкам. Звук был точным, негромким, и только его дно отозвалось каким-то вялым эхо. Я вылез из гардероба, опустился на корточки и попытался поднять дощечку. Она оказалась лёгкой, хоть была и толстой. Под шкафом находились лестницы, которые вели вглубь здания.
- Широ, а ты говорил, что всё уже закончилось…
Вооружившись фонариком, я начал спускаться вниз, откуда веяло сыростью, холодом и страхом.

Широ, может, странно теперь говорить с тобой, когда ты исчез, но… Я надеюсь, что ты вернёшься. Я не знаю, что могло бы случиться, если бы Ампел не освободил меня от так называемого зла, но в одном я уверен: и тогда, и сейчас я нуждаюсь в тебе, Широ. Вернись, прошу.

Часть 6

Громоздкие ворота, гулко скрипя, отворились. Высокий, статный, смуглый мужчина, держа в руках виноградную лозу, прошёл внутрь. Лицо мужчины было скрыто длинной чёлкой, а сзади волосы были заплетены в косу и собраны вверх. Сильные, мускулистые руки были в старых шрамах, а на левом запястье был широкий кожаный браслет с надписью кровью оракула: «У вечности есть конец».

- Тео пришёл.
- Тео пришёл.
- Тео пришёл.
Не успел мужчина переступить порог в царство Теней, как начали шептаться мёртвые, сгнившие душой и сердцем, но когда-то называвшиеся людьми существа.
- Заткнитесь, стыд рода человеческого, - Тео скривился.
Побоявшись его, все мигом замолчали, и только громкие шаги разносились по безграничному пространству мёртвой земли.

- Я ждал тебя, Тео.
- Позволь узнать одну вещь, Ампел. Почему из всех мёртвых, людей и богов именно ты вернулся? И почему среди всех заточённых душ ты выбрал меня? – Тео опустил виноградную лозу у ног юноши, а сам облокотился о камень, что возвышался рядом с ними.
- Устами любимого человека я был убит. Устами бога своего я был унижен. И бог, чьим любимым был, и бог, кто признавался мне в вечной любви, забыл меня сразу же после моей смерти. Возвысить моё имя к звёздам? Бред! О чём я только думал, когда убежал из дома своего, оставив мать и отца?! За это меня и наказали, - Ампел подобрал виноградную лозу. – И когда я умер, душа моя не могла успокоиться. Я являлся ему по ночам, умолял, чтобы он попросил отца своего, чтобы меня вернули к жизни. А он? Отказывал, говорил, что прав на это не имеет. Просто отказывал, не думая обо мне, - Сжав в руке виноград, Ампел поднёс его к губам. Сладкая жидкость стекала в рот юноши, а он, прикрыв глаза, наслаждался великолепным вкусом. – Мои мольбы до него не дошли, и тогда я проклял весь Олимп: Зевса, Геру, Гермеса, Афину, Ареса... Всех! И его, подлого, но прекрасного Диониса! И сквозь века прошло моё проклятье, и канули боги в вечную, холодную бездну. Только вот я не знал, что сам стал чем-то божественным, что сам Дионис сделал так, чтобы люди поклонялись мне. Вот и приходится мне за своё злодеяние платить. Я должен убить частицу Диониса, что была во мне и попала на Землю. И убить не только её, но и себя, - Ампел посмотрел измученным и больным взглядом на Тео, его руки обессиленно висели по обе стороны красивого тела. – А ты… Нерождённый герой, которого прокляла Гера, ведь отец твой Зевс. И он закрыл глаза на то, что ты был его сын, потому ты и попал в заключение.
- Ампел, я не пойму твоего горя. Я не знал долго ни любви, ни ненависти. Эмоции мне были чужды, но… если ты хочешь забрать жизнь того парня, то позволь мне остаться с Киёши. Большего я не прошу. Ты вызволил меня из тьмы, так позволь же остаться, - Тео склонился перед полубогом.
Ампел без лишних слов подошёл к мужчине, опустился на колени и начал расстегивать завязки на браслете Тео.
- Ты прав, Тео, у вечности тоже есть конец. Наша вечность подходит к концу. Время богов прошло. Люди стали сильнее и смелее. А боги уподобились людям. Умерев, я должен был заснуть навечно, а я начал лить проклятья. Мне нет за это прощенья. И нет прощенья за то, что потревожил я души умерших, потревожил души неродившихся, - Посмотрев на Тео, Ампел взял браслет, поднялся и направился назад, откуда пришёл. – Ты свободен, Тео. Только не мешай мне, прошу. Прощай.

Тяжёлые ворота захлопнулись навечно за спиной Тео.
- Удачи, - прошептал неродившийся герой.

Часть 7

Вынырнув из глубокого гипнотического сна, Тео жадно начал глотать воздух. Сердце с ужасающей силой билось в груди, и казалось, что вот-вот оно сорвётся и упадёт в желудок. Отдышавшись, мужчина огляделся: вокруг простирался сад, полный скамеек и порхающих птиц. Чуть дальше виднелись жилые дома двадцать первого века. Он усмехнулся. Осмотрелся. Убедившись, что рядом нет людей, Тео опустился на четвереньки и, что-то прошептав, начал изменяться во внешности. Пальцы на руках стали короче, а ногти крупнее и острее, как когти. Чёрные волосы начали покрывать лицо, шею, плечи, всю спину и живот, спускались к ногам. Ещё несколько мгновений — и из-под одежды вылез чёрный кот, чья шёрстка блестела под лучами солнца.
— Киёши, встречай своего героя. — Облизнув усы и лапу, Тео, который стал Широ, деловито побрёл к выходу из сада.

***

Я не видел ничего. Мне казалось, будто я опять оказался в каком-то сне из тех многочисленных, которые меня преследовали с детства. Пустые, тёмные сны, в которых я живу, но и не живу вовсе. И вдруг мне стало страшно. Настолько, что я начал задыхаться. Что делать? Куда пойти? Кого позвать? Никого. Ведь больше никого рядом нет. Даже фонарик, и тот предал — прекратил работать.
Я сел на пол и обхватил колени руками. Вдруг мне расхотелось что-то менять в своей или ещё чьей-то судьбе. Плевать было на богов или каких-то магов, которые пробуждали злые силы. Плевать было на Такуми, который более не казался таким прекрасным и идеальным. Плевать было на всё — и на себя в том числе. Ведь я понял, что того, кто был всегда рядом, начало дико не хватать.

— Глупый, глупый Киёши… — прошелестело над ухом, а на плечо легла тёплая рука.
Этот голос!..
— Широ! — Я не понял, почему начал рыдать.
— Успокойся, — меня гладили по спине, утешая, как маленького ребёнка, который упал и разбил коленку.
— Ты же попрощался! — Я заревел в голос, как никогда до этого. Даже если вспомнить, то я вообще не плакал.
— Но не смог уйти, вернулся. — Губы Широ коснулись моих, а в сердце ёкнуло. — Послушай меня, Киёши…
— Сасаки… Для тебя - Сасаки. — Я размяк в его объятиях и больше не хотел дышать. Хотел остановить тот момент: в
памяти, в реальности, в любом другом измерении.
— У нас мало времени, нужно отсюда уходить, но… Тебе придётся навсегда попрощаться с Такуми, понимаешь?
— Почему? — я попытался посмотреть на него, но было темно, я ничего не видел, и вдруг до меня начало доходить, что это мог бы быть обман. Игра разума, или каких-то чертей, или богов.
— Ампел… Человек, чья любовь стала несчастной, вернулся из веков, воскрес из мёртвых и теперь хочет мести. А Такуми — тот, кто был когда-то объектом его воздыханий. Хотя всё намного запутанней, но не время всё объяснять. Пошли, — Широ потянул меня за руку, и мы попытались выйти из ужасающего помещения, где, казалось, находился сам Хаос.

Мы медленно поднимались по влажным ступенькам, а Широ крепко сжимал мою ладонь. Казалось, хотел убедиться, что рядом его Сасаки, я же забыл обо всех своих предостережениях, что это мог быть не мой Широ.
— Он убьёт Такуми? — вдруг спросил я, неожиданно для себя.
— Да. Наверное, да. Но мы не должны ему мешать, понимаешь? Это будет во благо, поверь. И для Ампела, и для Такуми, и для вашего мира тоже.
Я промолчал. Через две-три минуты мы уже были снаружи, и передо мной оказался смуглый, темноволосый мужчина. Высокий и сильный.
— Вот такой я на самом деле, — он тихо усмехнулся, а потом повернулся, посмотрел на меня. Голубые глаза — глаза Широ — смотрели на меня с нежностью и любовью.
— Широ, я не хочу бросать Такуми… Я не знаю, почему я так с ним поступал, вообще, как всё так обернулось, но сейчас он пришёл за помощью ко мне. И я считаю, что должен ему помочь!
— Киёши, ты не должен этого желать…
—Нет, я должен. Я сам его унижал, пользовался им, делал ужасные вещи, сам не зная, почему, но сейчас этого чувства нет, совсем нет. Во мне ужасающая пустота, которая съедает меня. Совесть, которой не было, вдруг возникла из ниоткуда. Если Ампел освободил меня от ненависти, то сейчас я поглощён другими эмоциями… Страхом и любовью…
— Киёши…

Не дослушав Широ, я выбежал из родительской комнаты, ринулся в свою. На футоне всё ещё спал Такуми, что-то бормоча во сне.
— Вставай! — я легко пнул Иино в бок, он открыл глаза.
— Ты чего пинаешься?.. — сонно пробормотав, Такуми попытался подняться, но я схватил его за руку и потянул
наружу.
— Нам нужно бежать, если ты хочешь жить, понял? — дойдя до коридора, я кинул ему его обувь, а сам достал наши
рюкзаки.
— Куда мы идём? — взяв свой рюкзак, Такуми глупо посмотрел на меня.
— Не знаю, но подальше от этого места. Бежим.
Не закрыв даже дверь в дом, мы выбежали на улицу, направились к железнодорожной станции. От волнения и испуга я задыхался, часто оглядывался, думая, что Широ бежит за нами, пытаясь остановить. Но никого не было, что разочаровывало меня всё сильнее. Мне начало казаться, что я не значил ровным счётом ничего.
Купив билеты на Хоккайдо, я и Такуми присели на скамейку.
— Так что же случилось?
— Тебя хочет убить какой-то шизик-бог, — монотонно проговорил я, а сам думал о Широ.
— За что? Не помолился, да? — Такуми гадко усмехнулся, а потом почесал подбородок.
— Слушай, что ты там сделал или нет, я не знаю, но если тебе плевать на свою жизнь — тогда мне здесь делать нечего.
— Да что ты так взвинчен?
— И ещё я взвинчен?! Да ты хоть знаешь, через что мне пройти пришлось? Что узнать пришлось?! Да и вообще, какого хрена ты со мной так спокойно говоришь, когда неделю назад я тебя трахал вовсю? — не выдержав новой волны злости, я схватил Такуми за шею и, прижав к стенке, прошипел: — Да из-за тебя я только что опять родного человека потерял! Чёрт… — руки безжизненно повисли в воздухе, а я упал обратно на скамейку. — Уезжай без меня, — прошептал я.

Часть 8

Я не знаю, как долго мы смотрели друг на друга, пока Такуми не ударил меня. Его кулак проехался по моей щеке, слегка задев висок.
— Ты совсем с ума сошёл? — он хотел ещё раз ударить меня, но сдержался. — Что значит «уезжай без меня»?
— То и значит, — я наигранно усмехнулся.
— Слушай, это же не игры какие-то, да? Что вообще творится? Хотя бы объясни! И почему я тебя слушаюсь?!
Я хотел уже что-то ему ответить, как почувствовал, что за спиной кто-то стоит.
— Да, уезжай без него, — Широ сел рядом.
Я боялся на него смотреть, ожидая увидеть искажённое гневом лицо. Но вдруг его рука опустилась на мою; сжав мои пальцы в ладони, Широ поднёс руку к своей щеке.
— Ампел согласился оставить меня в твоём мире, согласился не убивать нас, но мы, в знак благодарности, не должны ему мешать, понимаешь? Куда бы вы ни уехали, где бы ни были, Ампел всё равно придёт. Сев в поезд и отправившись на Хоккайдо, ты никого не спасёшь. Смерть Такуми так же необходима, как молоко для новорождённого. Такуми не человек, он лишь сосуд.
— Что? — до этого молчаливо стоявший Иино подал голос.
— Они тебе сказали: «Его возвращение принесёт твою смерть». Это не злая шутка, это твоя судьба. Ты сосуд, который нужно уничтожить, не больше.
— Сосуд чего? — побледневшие губы Иино еле двигались, от чего слова казались неразборчивыми.
— Диониса. После смерти богов или их исчезновения нити их судеб помещают в сосуды. В этих нитях содержится не просто их судьба, но и часть души — это эмоции, воспоминания, привычные движения, какие-то знания. Только оракул, который помещал в тебя эти нити, нарочно или нет, всё перепутал, положив в тебя некую их часть. Другая часть, содержащая злость, ненависть и обиду, каким-то образом попала в Киёши, хотя Киёши и не сосуд. А оставшаяся часть была забрана Ампелем. Именно тогда Ампел и воскрес, вернулся из мёртвых, забрав и меня с собой. Он воскрес, чтобы уничтожить Диониса. А чтобы убить бога безвозвратно, нужно уничтожить его судьбу. И ты — тот сосуд, который не имеет права существовать.
Широ замолчал, а Такуми стоял в некой прострации. Его лицо от ужаса посерело, а руки начали дрожать.
— А как же мои родители? Друзья? Школа? — казалось, что его голос доносится откуда-то из-под земли.
— Прости. Они тебя по-настоящему не знают.
Такуми часто задышал, а потом его охватила паника, и он разразился диким воплем. Люди, что были вокруг нас, в страхе отходили, а те, кого это смешило или как-то интересовало, начинали засматриваться, доставая телефоны.
— Это шутка, — он взялся за голову, а потом упал на колени.
— Уйдите отсюда! — я ринулся разгонять толпу, пока этого не заметил Иино.
— Эй… Киёши, а учительница? С ней был не я? А ты? — он пал перед моими ногами, держался за колени и с мольбой смотрел на меня.
— Всё земное, что тебя влекло, исходило из воспоминаний Диониса. Он сам развлекался с земными женщинами и мужчинами. И от его руки пострадал Ампел — юноша, что подарил своё сердце богу. А в подарок получил насмешки и смерть, — в голосе Широ чувствовался металл, но вместе с этим я ощущал и капельки сострадания, что мелькали в его взгляде.
Я хотел уже что-то сказать, как земля под ногами задрожала, а небо почернело.
— Ампел… — прошептал Широ.
— Благодарен, что задержал его, Тео. На этом твои услуги закончены, можешь идти с ним, — Ампел взглянул на меня. В его глаза невозможно было смотреть. Во взгляде нет ни гнева, ни ненависти, ни желания — ничего. Они были влажными, на щеках блестели следы от слёз. Я заметил, как из-под своей хламиды он достал острый кинжал с выгравированной на острие лозой.
— Такуми, — я попытался поднять его на ноги, но Широ отдернул мои руки и, перекинув меня через плечо, попытался увести.
— Нам пора, — строго сказал он.
— Но Такуми… Широ, он не хочет умирать! И плевать, что он сосуд, плевать! Он хочет жить, так же, как и ты, как и я. Это так трудно понять?
— Сасаки!
Пока я пытался высвободиться из рук Широ, Ампел уже стоял рядом с Такуми. Иино смотрел на него непонимающими глазами: он всё ещё не верил, что должен умереть.
— Такуми Иино — сосуд Диониса. И куда же судьбу занесло, — Ампел попытался усмехнуться, — я ожидал увидеть грека, а вижу японца. Доселе неизвестный мне народ. Ах, знал бы ты, как бы я хотел быть настоящим человеком, как бы хотел дожить до конца дней своих, но… Мне больше нечего сваливать на других, и пора уже завершить начатое. Я бы так хотел, чтобы все злодеяния, совершённые твоей судьбой, были бы стёрты с лица земли, но это невозможно… Прости меня, Иино Такуми, — последние слова Ампел прошептал, а потом коснулся губ Иино.
Дальше я не увидел ничего, потому как рука Широ закрыла мне глаза, и лишь до ушей донёсся крик двух людей, наполненный отчаянием и горем.

Эпилог

Тел не было, как и крови. Когда Широ открыл мне глаза, я увидел пустующую скамейку и поезд, который только что остановился на станции.
— А Ампел был счастлив? — неожиданно для самого себя спросил я.
— Он любил Диониса. Это было его счастьем, — ответил Широ, взяв меня за руку.
Небо снова стало голубым, а люди снова спокойно окунулись в свои дела, даже и не вспомнив, что несколько минут назад смотрели на бога и живой сосуд.
— Нам нужно купить кота.
— Да.
— И ещё замуровать тот вход.
— Да.
— И ещё… — я не закончил, слёзы начали душить меня, ведь даже злость и ненависть Диониса не смогли притупить во мне все человеческие чувства.
— Мы устроим ему похороны, не волнуйся.
Руки Широ были тёплыми. Руки Такуми были холодными. И я утонул в этих ощущениях.

@темы: Яой/слэш, Izu, Ориджинал